— У вас вопросы? — обратил внимание на обмен взглядами профессор.
— Не по теме, — замялся один из студентов. По рядам прокатился негромкий смех.
— Вы еще можете смеяться, — отметил преподаватель. — Значит, для вас не все потеряно, господа, ибо наша специальность требует крепких нервов… Что хоть за вопрос-то?
— Личный, — выдавила одна из бледно-зеленых, но не утративших интереса к происходящему студенток.
Тихий смех перешел в сдавленное ржание.
— Задавайте, — усмехнулся преподаватель, отложив скальпель. — И попытайтесь меня удивить. Все равно меня вы уже не слушаете.
— Профессор Ван Хельсинг, вы этой ночью спали? — пискнула вконец засмущавшаяся студентка, которая, видимо, никак не могла определиться, какой цвет подходил ее лицу больше — зеленый или пунцовый.
Ржание класса меркло в сравнении с тем, как хохотнул преподаватель:
— Нет, мисс Локвуд — вампиров ловил!
Судя по тому, что рассмеялись даже зеленолицые, лекция была благополучно сорвана. В последнее время, благодаря усилиям киноиндустрии, фамилия преподавателя была основой для анекдотов как среди студентов, так и среди профессоров.
— И не смотрите на меня с таким подозрением, — погрозил ученикам скальпелем Ван Хельсинг. — В конце концов, у меня тоже есть личная жизнь, господа студенты… Итак, мы остановились на характере повреждений…
— Э… профессор?.. Профессор! ПРОФЕССОР!!
Ван Хельсинг, всхрапнув, принял более сидячее положение, нежели секунду раньше, и, поморгав, воззрился на рискнувшего потревожить его сон лаборанта. Взгляд не обещал ничего хорошего: у профессора было «окно» — свободная от уроков пара, а нарушение полуторачасовой заслуженной дремы в среде учителей воспринималось как святотатство.
— Что? — угрожающе спросил Ван Хельсинг.
— Там… — Несчастный студик начал заикаться, но, несколько раз вдохнув и выдохнув, продолжил: — Там… к вам… посетитель! — Судя по интонации, посетитель поразил лаборанта в самую душу.
— Я, кажется, догадался… — пробормотал профессор, сопоставив вытаращенные глаза студента с собственными мыслями. — Пусть войдет. И не вздумай ее втихаря крестить, знаю я тебя…
Лаборант, уже успевший осенить себя крестным знамением, бросил на преподавателя умоляющий взгляд и вышел из кабинета. Ван Хельсинг встал со своего места и, оправив костюм, обернулся к открывающейся двери.
Он привык встречать любую жизненную неожиданность лицом.
— Добрый день, — улыбнулась вошедшая, порадовав профессора зрелищем собственных стоматологических особенностей. Двуцветные глаза скользнули взглядом по табличке на столе и слегка расширились. — «А. Дж. Ван Хельсинг»… Неужели тоже Абрахам?
— Артур. Добрый день. Чем… заслужил ваш визит?
Судя по выражению лица профессора, Нитокрис удалось его удивить. Конечно, он надеялся на внимание, но…
…не ожидал.
— У меня к вам… предложение. — Женщина слитным, грациозным движением опустилась на стул. Собранные на затылке в хвост черные волосы спадали ей на спину, открывая тяжелые серьги, мерцавшие старинным золотом. Царица сегодня отдала предпочтение черному цвету — она вся была будто погружена в эту черноту, строгость которой только подчеркивал деловой костюм и топ с воротником под горло. Если бы не царственная осанка, если бы не гордый профиль и ясный взгляд, если бы не тусклое золото украшений, то можно было бы подумать, что она пришла с похорон.
— Какое? — тихо спросил профессор.
— Вы не считаете, что в последние полвека проклятые твари вконец распоясались? — ровным деловым тоном осведомилась Нитокрис. Человек молча слушал. — Я лет двести назад, если не больше, последний раз «подравнивала» популяцию пьющих кровь и им подобных. Меня на всех не хватает, даже если списать со счетов всех профессионально истребляемых охотниками на нежить вампиров. Рано или поздно этот вопрос бы все равно возник, потому что в последнее время мои… хм… подданные слишком… размножились. Я вышла из последней спячки три года назад, профессор. Для меня это как один день, даже меньше. И в мои планы входила небольшая… войнушка. Хотелось бы проредить своих подданных.
— Что требуется от меня? — помолчав, спросил профессор.
— А вы еще не поняли?
Царица нечисти криво и очень невесело улыбалась. Ван Хельсинг молча смотрел в ее двуцветные глаза.
— «Он гнил, когда был молод Вавилон. Бог знает, сколько эр он продремал в земле…» — тихо процитировал человек, не отводя взгляда. Правильные черты лица Нитокрис исказила не то боль, не то горечь. — Я попал в точку? Вам просто нужна компания, вам, ровеснице богов?