Блудный инвентарь нашелся в прихожей — между одинокой туфелькой явно не профессорского фасона и размера, и помятой шляпой. По пути Ван Хельсинг еще не раз порадовался внезапной амнезии и собрал обильный урожай из плаща, пары непарных предметов обуви (своего ботинка и второй женской туфельки), висевшего на спинке стула галстука, завязанного двумя смахивавшими на морские узлами в самых неподходящих местах, лежавшей поперек прохода вешалки для верхней одежды и приталенного черного френча, от которого исходил слабый, но знакомый аромат каких-то известных духов, названия которых профессор не помнил. Вслед за каждой следующей находкой память вяло подавала признаки жизни, побуждая воображение профессора строить все новые и новые догадки и гипотезы. Так что достиг портфеля Ван Хельсинг с жуткой головной болью, вытаращенными глазами и твердой уверенностью в том, что яркое воображение — это зло.
Упорядочив трофеи путем частичного надевания на себя, профессор, морщась от нытья внутри черепной коробки, открыл дверь на кухню. Так как все это время он находился в непрерывном и непродуктивном диалоге с собой, то взгляд профессорских глаз, опущенный вниз, сначала уперся в босые ноги со слишком острыми для человеческих черными когтями и затейливым узором на одной из щиколоток. Ван Хельсинг автоматически остановился и начал медленно поднимать взгляд вверх, четко осознавая, что лучше бы этого ему не делать.
Легкие брюки из черного шелка, полоска бледной кожи, черный топ с воротником под горло, открытые плечи, изящные руки легко удерживают полный кофейник (судя по обилию пара и недвусмысленному шипению — раскаленный), кончики серег чуть подрагивают, почти касаясь кожи, красная прядь запуталась в волосах цвета ночи… Одновременно с каждой деталью память безжалостно возвращалась.
— Кофе? — улыбнулась царица ламий.
— Лучше сразу цианида, — выразил желание профессор.
Вампирша тихо рассмеялась:
— Стул слева, аспирин в аптечке, вода в графине, стаканы в буфете.
— Это я помню, — криво улыбнулся Ван Хельсинг.
— Ты в порядке? — вскинула брови Нитокрис.
— Можно и так сказать. Я не помню из вчерашнего больше половины, — мрачно отозвался профессор. — Хотелось бы знать, почему.
— Артур… — Ван Хельсинг мысленно застрелился после такого обращения. — Позволь себе извинить мои инстинкты. Я долго была в спячке, а последние три года контактировала исключительно с едой. — Нитокрис отставила кофейник и пожала плечами. — Самосохранение — сложная вещь у вампиров. Мы страхуемся магией крови… причем совершенно автоматически. Жертву погружаем в гипнотический транс. Вполне возможно, что он блокирует память.
— Спасибо за утешение, — убитым голосом отозвался человек, запивая аспирин.
— Три маленьких поправки, — криво усмехнулась царица ламий. — Во-первых, я машинально начала вводить тебя в транс, но оборвала процесс на середине. Во-вторых, я понятия не имею о том, вызывает ли такое колдовство… такое воздействие потерю памяти — трупы обычно не склонны распространяться о своих ощущениях, если ты успел это заметить. И в-третьих… — зеленые с синим ободком глаза Нитокрис не улыбались, когда вампирша присела рядом с профессором и нерешительно взяла его за руку. Пальцы у нее не были холодными, но Ван Хельсинг все равно вздрогнул. — Артур, ты не жертва. Ты человек, которого я выбрала в попутчики на ближайшее будущее. Если тебя это не устроит, если ты испугаешься моего бессмертия — я уйду. Просто попытайся меня понять.
— Чувствую себя последней скотиной, — признался Ван Хельсинг. Вампирша непонимающе вскинула брови. — Встань, пожалуйста. Нитокрис, это сугубо мужское дело — стоять на коленях… и уж тем более это не подходит царице.
Повелительница высших вампиров, непонимающе моргнув, выпрямилась одновременно с тем, как встал со стула Ван Хельсинг. Профессор задумчиво посмотрел на выражение лица Нитокрис и не слишком уверенно произнес:
— Последняя лекция у меня заканчивается в шесть… Тебя не затруднит, если я заеду за тобой в половине седьмого?
— Но ты не знаешь, где я живу!
— Я найду, — улыбнулся человек.
Было бы удивительно, если бы охотник за нечистью из рода Ван Хельсингов ответил царице ламий иначе. Искать и находить вампиров было его профессией.
6
Он ее не нашел.
Он не чувствовал поблизости ни одного высшего вампира вообще. Он не чуял ламий. Во всем городе были только вторичные, когда-то бывшие людьми вампиры, и несколько мертвяков-упырей, которых, впрочем, скоро не стало. Он отыскал старый дом с заросшим садом и пустыми комнатами. Пустыми — кроме одной, где он нашел пыльные, набитые книгами шкафы. Старинные картины, затянутые паутиной. Большое кресло в комнате без окон. Простенький радиоприемник. Стол, на котором легкомысленно лежало золотое ожерелье, стоял флакон духов «XS» и текстом вниз спала раскрытая книга в полуистлевшем переплете. И платяной шкаф с зеркальными дверцами. Только это — и пустой, пугающе пустой дом.