Мозг его словно раскололся надвое, и теперь мысли текли из него и поглощались существом. Жадно, ненасытно, словно он все никак не мог насытиться тем, что ему мог предложить паренек, а взамен давал другие знания, другую информацию, которая впитывалась в кожу парня как губка. Звуки заполнили все его сознание, проникали в каждую клеточку! Он уже начал понимать, что происходит вокруг и что от него хотят…
Но тут темнота окончательно поглотила его, и паренек уже ничего не смог поделать…
Черешенка. Одна-одинешенька.
Висит на ветке, склонившейся почти над самой землей.
С ее тугого, чуть коричневатого бока стекает капелька росы.
Тоже одна. Больше ничего.
Стекает, оставляя за собой тысячи мелких капелек, и вдруг срывается и летит. Куда-то вниз, в пустоту, в неизвестность…
И звук ударившейся о дно раковины капли окончательно разбудил меня.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Ты полон загадок, парень! — Акоп завистливо похлопал меня по плечу. Я, еще не до конца пришедший в себя, вяло пошевелился и понял, что лежу в своей комнате (как странно, всего один раз переночевал здесь, а уже считаю ее своей). Рядом стояли Вероника, Вася и Евгений Валерьевич.
Вот уж действительно неожиданность. Хоть и выглядел он очень плохо, но все же приветливо улыбнулся, увидев, что я проснулся. Если не обращать внимания на кровоподтеки под глазами, отсутствие волос на лбу, царапины и кровавый шрам поперек носа (что-то знакомое?), то он вполне походил на живого человека. На всякий случай я протянул руку и дотронулся до колена Евгения Валерьевича.
— Я не мираж, — отозвался старик, чуть улыбнувшись. Улыбка, судя по всему, досталась ему с трудом — уголок губ был порван, и сейчас из ранки потекла по подбородку тонкая струйка. Он торопливо стер ее платком.
— Если ты пришел только из-за меня, то не надо было так собой жертвовать, — сказал я.
Евгений Валерьевич коротко кивнул. Ничего, мол, все в порядке. И не из таких передряг выбирались.
— Ты как себя чувствуешь, одаренный? — Акоп, не церемонясь, схватил мою руку и обернул черной манжетой. Стал мерить давление, словно заправский доктор. Потом протянул мне градусник, который я засунул под мышку.
Оказалось, что я лежал в одних трусах под тонкой Ну, рассказывай, что помнишь? — спросил Вася. Я пожал плечами:
— Что-то смутно. Какие-то деревья… домик в лесу… еще что-то.
— Вишню помнишь? — спросила Вероника. — Ты о ней часто думал, пока тебя просматривали.
— Вишню? — Нет, я не помнил. Только чувствовал, что она как-то связана с самой Вероникой. — А вы что, смогли читать мои мысли?
— Это ты загнул, — рассмеялся Акоп. — В наше время мысли читать еще не научились. Это же такая сложная штука. Чтению не поддается. Только расшифровке через просмотр.
— Что?
— Обычным языком объясняю — когда мы лазили в твоей голове, перед нами на мониторах компьютеров бегали лишь закорючки, крючочки и какие-то символы. Я сам в них почти не разбираюсь, но опытные дешифровщики смогут расшифровать и составить полную картину всего, до чего мы смогли дотянуться. Вполне возможно, что на подсознательном, а может, и на генном уровне в тебе заложена инициация твоего дара.
— И когда ваши ученые смогут определить, о чем я думал?
— До завтра, я думаю, управятся. — Акоп совсем уж бесцеремонно полез мне под мышку и выудил градусник. — А ты крепкий, братишка. Почти и температуры нет, хотя другие в таких случаях валяются с сорокаградусной.
— Я и в детстве-то редко болел.
— Ну, это, положим, вранье. — Акоп повернулся к остальным. — Не может ведь обычный человек не болеть?
— Не может! — хором подтвердили Вероника и Вася. Лица их прямо-таки растянуло от улыбок.
Евгений Валерьевич пока сдерживался, хотя и он был на грани того, чтобы рассмеяться.
— Разыгрываете? — Я приподнялся на локтях.
— Почти. — Акоп с трудом подавил улыбку. — Просто мы радуемся тому, что у тебя не возникло никаких осложнений. Яне хотел тебе говорить до того, как ты сел в кресло, но метод, при помощи которого мы тебя осмотрели, еще не полностью опробован, и иногда возникают неполадки.
— Например? — поинтересовался я уже совсем невесело.
— Самое худшее — это тебе бы разнесло мозг, — ответил Акоп. — Утешает только то, что ты бы сам этого не почувствовал.
— Просто проснулся бы на небесах… — пробормотал я. — Могли бы хоть предупредить.