Врач кидает книжку на койку около карлика и торопится поднять больного. Ему помогает второй врач, которого окликает появившаяся в дверях медсестра. Он уходит из комнатки.
Человек на койке встает и медленно, держась за другие койки, хромая, подходит к карлику.
Берет книгу. На ней что-то написано на непонятном языке, определенном как древнерусский. Человек прячет книгу под майку и некоторое время рассматривает карлика.
Тот лежит, не двигаясь, и ровно дышит. Неровный шрам на груди плавно поднимается и опускается в такт дыханию…"
— При чем здесь карлик? — тихо пробормотала Вероника, и это заставило меня оторваться от чтения.
Вася и Сом тоже подняли головы и уставились на нее.
— У тебя, значит, тоже? — спросил Вася.
— И у меня, — отозвался я. — Судя по всему, в Великую Отечественную. А до этого я читал девятнадцатый век. И он тоже там был…
— У меня времена правления Петра, — произнесла Вероника удивленно.
— А у меня — Иван Грозный. И он уже тогда был здесь. Вот послушайте… — Сом перелистал несколько страниц и зачитал: — "Ориентировочно четырнадцатый век. Карлик с короткими и редкими волосами и приплюснутым носом появляется из пристройки и направляется в сторону собора. В руке у него свиток…" Ну, и так далее.
— Но ведь тогда еще не было игроков! — воскликнул Вася. — Вы хотите сказать, что на Земле еще до появления игроков были какие-то бессмертные люди? Подобные нам?
— Мы ничего не хотим сказать, — ответил Сергей Александрович, — но и у меня на листе есть карлик. Он с книгой.
— И у меня он с книгой. На ней не разберешь надписи… — сказал я. — Это что-то может значить?
— Без сомнения. Заметь, судя по всему, карлик появляется на глазах у всех или почти у всех тех твоих родственников, память которых ты держишь в себе. — Сергей Александрович отложил в сторону листы и начал рассуждать: — Это значит, что карлик как-то связан и с тобой. Ты нигде не видел карликов?
— Встречал как-то… — пожал я плечами. — Их в городе много ходит. Что я, обращал внимание, что ли, какие у него там волосы, редкие или нет?
— Ладно, не твоя вина. Тем более что ты никак не пересекался с карликом. Он не передавал тебе никаких книг, ты с ним не разговаривал или что-нибудь в этом духе?
— Ни разу, — заверил я, — иначе я бы помнил.
— Вот именно. Этот карлик, кем бы он ни был, косвенно или напрямую играл роль в жизни твоих предков. С некоторыми даже вступал в контакт.
— А может, какую-то роль играла книга? Та, которая с вишней на обложке? — спросила Вероника.
— Ну-ка повтори! — воскликнул я, насторожившись. Опять вишня! — И вишня, или черешня, — это единственное, что я помню из своего сна, — пробормотал я.
— Тоже какой-то знак, — заверил Сергей Александрович, — как и книга. Что-то все это символизирует. Карлик, скорее всего, — какой-то гонец, у которого задача донести информацию в виде книги до тебя, вернее, до твоих родственников. Книга содержит что-то важное, иначе он не стал бы так настырно преследовать твой род.
— И где она может быть сейчас? — поинтересовался Вася.
Сергей Александрович пожал плечами:
— Кто знает… Может, карлику удалось передать ее одному из прадедушек Виталия, и она лежит где-нибудь у него в квартире или пылится на чердаке заброшенного дома, где жила его бабушка.
— Честно сказать, не помню ничего подобного, — сказал я. — Согласитесь, если бы это было что-то важное, то мне бы рассказали. Но ни мать, ни отец никогда не говорили ни о чем подобном.
— Скажи, Виталий, а ты уверен в том, что твой отец настоящий тебе отец? Или мать та, за кого себя выдает? — Сергей Александрович задал вопрос с такой непосредственностью, что я даже сначала не понял его смысла. А потом ответил:
— Совершенно уверен. Я похож на них обоих. Притом, что на моего отца могла позариться только моя мать. Они друг друга стоили, заверяю вас.
— В любом случае надо прочитать все до конца, составить полную картину всего, что содержит твое подсознание, и уже тогда выдвигать версии. — Сергей Александрович принял из рук подошедшего человека еще одну стопку листов. — Сегодняшний день обещает быть долгим…
Я читал до упора, передавая листы "профессору", которые он сортировал и передавал на соседний стол, за которым листы раскладывали в хронологическом порядке. Не знаю, получалось ли у них что-нибудь конкретное — за несколько часов ни один из сидящих у стола людей не проронил ни слова.
Затем буквы на листах стали сливаться для меня в одну неровную толстую линию черного цвета, и читать уже стало невозможно. Я понял: все-таки не слишком хорошо отдохнул, чтобы долгое время чувствовать себя бодрым.