Толстая мёртвая трусиха; она покинула кабинет в слезах - конечно же, это были слёзы радости, и её нисколько не интересовало, что штукатурка на лице течёт вместе с ними. Она вернулась домой в восхитительном экстазе, и мама всерьёз задумалась: а не пристрастилась ли доченька к какой-нибудь травке? На следующий день трусиха пропустила институт и до самой ночи (невероятно!) бродила по улицам, наслаждаясь всей гаммой красок и звуков. Вскоре она перестанет учиться - нет, первое время она ещё будет заглядывать в книги, но все эти длинные сложносочинённые и сложноподчинённые предложения - их так долго читать и куда быстрее забыть! Она завалит сессию; её со скрипом протащат на второй курс, но через полгода она вылетит совсем радостная и свободная. Мать отчитает её по полной, отец добавит ремнём - и трусиха согласится с каждым их словом; она даст кучу обещаний быть отныне прилежной и порядочной - но не сдержит ни одного, забыв о них на следующий же день. Она будет часто наведываться к знакомым в общагу, где вскоре потеряет девственность - просто чтобы узнать, "как это"; и она найдёт, что "это" очень и очень здорово; чрезмерная полнота больше не будет её беспокоить, и в конце концов она перестанет следить за внешностью (и правда, зачем тратить время на такую ерунду, если и без того в жизни есть столько суперских вещей?) Глупая трусиха, она будет есть всё, что хочется, и спать с каждым, кому не покажется противной; скоро родители узнают о её похождениях, отец снова и снова будет бить её - но и от этого, кажется, неживая девушка получит только наслаждение. Отчаявшиеся предки найдут последний выход из столь запущенной ситуации - выдадут трусиху замуж; муж окажется алкоголиком и вдобавок садистом (ну а какому нормальному человеку нужна такая жена?) Каждый вечер он будет насиловать её под взвизги отечественной попсы - и, как вы думаете: кто испытает большее удовольствие? Он будет хлестать её плетью, а она - томно охать и рассказывать о том, как любит его. По пьяни он разобьёт ей лицо, и, сплёвывая кровь вместе с осколками зубов, сама захмелевшая - но вовсе не от алкоголя - мертвячка-трусиха исторгнет: "Мамочки мои, как я счастлива!" В конце концов муж расшибёт ей голову о ребро батареи; к слову, потом он попадёт под суд, где его признают невменяемым и отправят в психушку - но речь у нас совсем не об этом дуроломе, ведь так?
Крутой, который решил, что пришёл ко мне совсем по другому поводу - вот глупый! - его труп вышел отсюда, прибыл к боссу и радостно сообщил тому, что здесь всё схвачено до них и ничего поиметь с моей шарашки не удастся. Босс удивился, конечно, - но не стал заморачиваться на этом: были дела поважнее и актуальнее; крутой получил новое задание. Скоро он получит ещё несколько, одного плана: собрать дань с подконтрольных точек. Трижды он всё провалит: когда ему скажут, что денег сейчас нет, он мило улыбнётся: ладно, никаких проблем! - повернётся, и уйдёт. Босс сделает ему внушение: раскис ты что-то, нельзя так, надо быть жёстче, особенно в нынешние времена; крутой охотно и радостно выслушает всё, однако начальник, наблюдая за его дурновато-американоидной улыбочкой, сообразит: непорядок. Крутому предложат отдохнуть (на самом деле его решат отстранить совсем - но кто же ему об этом скажет?). Он выйдет на улицу, не зная, что уже выброшен за борт обрадованный и безгранично довольный мертвец; он будет проходить через скверик, когда десятилетний пацан случайно залепит ему в задницу шариком из игрушечного пистолета. Мальчик извинится, крутой скажет: "Пустяки", - а затем вытащит из кармана настоящую пушку и покажет молодому поколению, как надо стрелять. Когда бабка на скамейке напротив клюнет носом - будто задремала, ничего особенного на взгляд со стороны, - он переживёт адреналиновый оргазм куда посильнее, чем при сексе, и ему страшно понравится. Счастливый как никогда прежде, он успеет выстрелять две обоймы, прежде чем его возьмут; группа захвата проведёт его к машине по парковой тропе, которую отныне назовут Дорогой Смерти - а крутой, исходя слюнями, будет рассказывать им о своей любви ко всему миру. Ему дадут пожизненное, но счастье его не продлится долго: боссу не нужны лишние свидетели, тем более такие. Скоро в камере найдут тело, повешенное на клочках собственной одежды; разбираться не станут - разве что для видимости - но тот, кто это сделал, никогда не забудет два пронзительно глубоких, будто с иконы, глаза и последнее умиротворённое "спасибо..."
И так - изо дня в день: ко мне приходят люди, а уходят довольные трупы, продолжающие питаться и портить воздух. Вечером я спускаюсь в подвал; там темно и душно, потолок весь в паутине, а в углу, сразу за вторым шкафом, крысы прогрызли нору - мелкие глупости, в общем-то, но иногда эстетическое начало говорит во мне, что важно поддерживать правильный антураж. Здесь, в прозрачных сосудах, все те, кто решил с моей помощью осуществить мечты о счастье; кто верил, что счастье - в куче денег; в большой любви; во власти над другими; в новых впечатлениях; в том, чтобы стать лучше, чем ты есть; в том, чтобы сделать лучше мир; в том, чтобы доказать противникам, насколько они неправы - или ещё в какой-нибудь ерунде; те, кто не понимал, что в действительности всё куда проще. Я разговариваю с ними. От стервы пока ещё невозможно добиться ничего, кроме "пошёл на х.., маньяк-садист!", "верни меня назад, сволочь!" и "я не собираюсь терпеть это паскудство!", но через несколько дней или, может быть, недель она успокоится; мне некуда спешить. Идиот застыл в ступоре, но когда-нибудь это неизбежно ему надоест, и я узнаю, скрывается ли за его внешней тупостью хотя бы пара-тройка стоящих мыслей. Трусиха пялится на всё глазами-линзами и старательно шарахается от каждого движения. Крутой требует объяснений - и получает их в виде сакраментального "здесь вопросы задаю я". Со временем они станут полноценными членами моего избранного общества, пока же я оставляю их без внимания. У меня есть собеседники поинтереснее - те, кто давно привык к такому существованию; я могу сразиться с кем-нибудь в шахматы - или выслушать сюжет невероятного авантюрного романа; могу обсудить предполагаемые судьбы мира, человечества и Вселенной - или судьбу вполне конкретного слесаря Лёни Пасечкина; всякая тема интересна по-своему - и потом, ведь в каждом человеке дремлет творческое начало, разве нет? Творчество, плодами которого пользуется лишь один - да, пускай это несправедливо, но с чего вдруг я должен быть справедливым?
И вот - поэт: он на стуле напротив, и, когда я сообщаю, что заберу его жизнь, он поднимает глаза - редкое сочетание робости с уверенностью - и спрашивает:
- Значит, абсолютное счастье - это смерть?
Он, конечно, далеко не Пушкин и отнюдь не Лермонтов; размер в его стихах хромает не на одну долю, ритм вечно норовит сделать шаг вперёд, а затем два назад. Такую поэзию не напечатают ни в одном журнале, и он не получит за неё ни копейки; исполнителям популярных песен, может быть, плевать на скачки размера, но разве им нужна подобная муть? - нет, они хотят тексты, навязчивая бессмысленность которых в своей простоте доступна каждому. Самое большее, на что может рассчитывать поэт - стать своим в рок-тусовке, где со временем подсядет на наркотики; в стихах прибавится иллюзорных глубин, в которые он, может быть, поверит и сам. Или - страничка в Интернете и сомнительная популярность в узких кругах; но для начала неплохо хотя бы научиться отличать компьютер от телевизора. О да, из него получится замечательный собеседник (ещё бы!) - мне даже не придётся ждать, как это бывает с большинством, пока поэт смирится с тем, что... Но он спросил меня, и я отвечаю: