— Легче?
— Беззащитно,- честно отвечает солдат, но не противится. Вот только прикладывает усилие, чтобы не накрыть свой «не такой» пах ладонью.
— А ты от меня защищаться собрался? Я даю слово не нападать. В постель быстро, - её смешит весь этот разговор. Солдат подчиняется сразу, тем более, что её тон не терпит возражений. Лилит ложится рядом и накрывает обоих тёплым одеялом. Его снова пробивает дрожью, когда кожа касается к коже.
— Куратор Рамлоу тоже спит без одежды?
— Да, детка.
— У него всегда твердый и большой?
— Нет, когда он спит у него меньше и мягче, чем у тебя. Почему тебя так беспокоит это?
— Тебе было хорошо с ним. Я видел. У тебя дома и здесь.
— Да, но это не главное. Мне и с тобой хорошо, просто по-другому. Ты ведь понимаешь это? Чувствуешь? Меня накажут, если узнают о нашей близости, но это меня не пугает.
— Почему накажут?
— Потому что ты оружие. А оружие любить нельзя. И уж тем более, оружие не должно чувствовать что-то к владельцу.
— Солдат не нуждается в любви.
— Правильно.
— Но чувствует её.
— Ох, детка. Как жаль, что ты не помнишь себя человеком, - Лили закусывает губу и проводит ладонью по колючей щеке, спускается по шее к груди и замирает.
— Если я вспоминаю, меня обнуляют. Лучше не помнить.
Она незаметно вытирает слезу. Меня ты тоже потом не вспомнишь. Зато ты можешь чувствовать сейчас. Один хуй потом обнулят.
Лилит перекатывается и быстро седлает удивленного солдата. Сбрасывает футболку на пол, за ним летит и лиф, освобождая полную грудь. Сердце стучит в висках, как у загнанной лошади, он не может оторвать глаз. Только вместе с удивлением, с вожделением приходит и другая мысль, которую он сразу же и озвучивает.
— Я не могу.
— Знаю, но мне всё равно. С тобой этого не нужно. Просто чувствуй. Говори со мной.
— Можно тебя коснуться?
— Конечно.
Бионика остаётся на месте, хотя Олсен ничего против неё не имеет. А вот живая рука тянется к лицу, гладит по щекам, большой палец проводит по губам, чуть отгибает нижнюю. Её язык не упускает возможности коротко лизнуть солоноватую фалангу. Солдат распахивает губы и шумно вздыхает. Ведёт кончиками пальцев по шее и останавливается на груди. Берет левую в ладонь. Здорово, что его руки такие большие, грудь помещается полностью.
— А со второй что? Ты ею не чувствуешь, но она часть тебя. Может хочешь посмотреть?
Он поднимает бионику на уровень глаз и хмурит брови, будто что-то решая, будто сомневается, что кому-то действительно хочется ощутить на себе касание холодных жестоких пальцев. Не дожидаясь решения дилеммы, она сама охватывает его запястье и прикладывает раскрытую ладонь к правой груди. Её уста выпускают несдержанный стон и солдат пугается, едва не одернув руки.
— Больно?
— Хорошо. Продолжай.
Дальше талия, бедра и ягодицы. Руки двигаются синхронно, мягко сжимая всё на своём пути, поглаживая.
— Красивая, - неожиданно выдаёт он и сразу же захлопывает рот на замок. Нельзя проявлять интерес. Нельзя оценивать ни куратора, ни его действия. Рефлексы, закрепляемые годами, сложно вытравить. Он уже успел представить, как его вышвыривают за дверь, но ничего подобного не происходит.
— Ты тоже красивый. Мне так нравится твоё тело, волосы, глаза, губы… Детка, ты будто написан кистью самого талантливого художника всех времен. Можно теперь я коснусь тебя?
— Куратор может… - снова начинает он свою пластинку, но Лилит видимо приняла решение разорвать шаблоны.
— Знаю, что может. Но я не хочу делать этого, если ты не хочешь. А теперь подумай. Ты хочешь, чтобы я коснулась?
— Да.
— Потому что я держусь из последних сил. Хочу сделать тебе хорошо, вылюбить. Есть условие.
— Какое? - снова сведенные брови. Он ожидает какой-то просьбы взамен, какого-то поручения или наказания.
— Не молчи. Я хочу слышать тебя. Слышать реакции на то, что собираюсь делать. Что нравится, а что нет. Уяснил?
— Да.
Первым делом, она склоняется к лицу, упираясь руками по обе стороны от головы. Волосы щекочут его. Целует сперва лоб, затем нос, обе щеки, уголок губ, по нижней проводит языком, линию подбородка к уху. Мочку охватывает губами и коротко посасывает, чувствуя сбившееся дыхание. Крепкую шею вылизывает полностью, иногда оставляя метки, не яркие, до утра он будет чист. Теперь её ладони мнут всё, к чему дотягиваются. Губы и язык спускаются на грудь, на шрамы, на соски, которые сразу же твердеют.
— Мокро, - первая реакция. Не то, что она ожидала, зато честно.
— Приятно или нет?
— Да.
Лили еле заметно кивает и возвращается к прежнему занятию. От поцелуев в живот он подрагивает, причём от каждого.
— Щекотно?
— Хорошо. Только кажется что-то не так, - его живая рука накрывает пах и странно сжимает, — Показалось.
— Не расстраивайся. Я этим ещё займусь. У нас много времени.
Обойдя пах, она усыпает поцелуями крепкие ноги аж до самых пальцев. Чуть массирует ступни и без брезгливости целует одну, а потом и вторую.
— На живот, - это уже звучит, как приказ. Трудный в выполнении, ведь ему сложно открывать спину, но куратору перечить нельзя. Вопреки его странному ожиданию какой-то боли, всё, что он чувствует, это горячие ладони, язык и губы.
К концу этого приятного исследования, она уже твёрдо знает все самые чувствительные места на крепком теле. Шея, соски, внутренняя поверхность живого плеча, подмышечная впадина, тазовые косточки, место над коленом и внутренняя поверхность бёдер, подколенные ямки, кожа вдоль позвоночника и ямочки на пояснице. Самое интересное, конечно, ещё не исследовано, но ему кажется достаточно и этого. Хорошо, что Лилит не привыкла останавливаться на полпути.
— На спину.
— Мне хорошо, - снова честно признается он, теперь без лишних вопросов поглаживая покрасневшие, припухшие губы.
— Сейчас будет ещё лучше. Обещаю.
Спускаясь вниз, она намеренно уделяет немного внимания всем доступным из перечисленных выше зонам. И вот, окунувшись носом в жёсткие тёмные волоски в паху, сама теряется в ощущениях. Его запах крепкий, мужской, чуть терпкий. Зимний вытягивается, как струна, сжимая бедра, запрокидывая голову, сгорая от прежде неизвестных ощущений. Он не знает куда деть руки, чтобы случайно не причинить ей боль, поэтому сжимает обеими изголовье.
— Детка, как же ты пахнешь. Черт… Какой же ты… Расслабься. Я не сделаю тебе больно, обещаю. Только хорошо.
Он поддаётся настойчивым рукам, которые разводят ноги в стороны. Чувствует себя таким беззащитным, слабым, уязвимым. Однако стонет впервые, когда чувствует губы и язык на мошонке.
— Горячо, Лили… Гор… Лили…
— Неприятно?
— Приятно. Слишком.
— Мне ещё приятнее. Ты стонешь… Это лучшие звуки в моей жизни. Не сдерживайся.
Она пробует всё, начиная мошонкой и заканчивая промежностью. Лижет, всасывает, сосёт, сжимает губами. Как же его трясёт, выворачивает, выкручивает, заставляя влажные волосы разметаться по подушкам. И он стонет, почти скулит от запредельных чувств. Держать во рту вялый член, как минимум странно, но его реакция стоит всего. Чувствительнее головки оказывается только местечко под яичками. Поэтому вскоре язык сосредотачивается там, а кулачок усиленно стимулирует остальное. И знаете что? Не обязательно иметь эрекцию, чтобы кончить. Удивительный факт, о котором не знала даже Лилит, ведь никогда с таким не сталкивалась. Яички поджимаются, а сперма вытекает на рельефный живот и чуть пачкает волосы на лобке.
— Блядский боже… Детка ты… Ты чудо, слышишь? Какой же ты чувствительный, - после каждого слова поцелуй. Вскоре она собрала каждую каплю семени, оставила его таким чистым, каким он не бывает и после душа, — Такой вкусный. Такой…