– Что нового? – спросил я Уиза.
В Уизе хорошо то, что он полностью забывает о ссорах. Борьба необходима ему, как пища, и когда она заканчивается, он просто о ней больше не думает. Он посмотрел на меня с одобрением, и я понял, что вновь стал его старым надежным приятелем, может быть, единственным, на кого он мог бы положиться в этом тысячелетии.
– У меня есть для тебя новости, – сказал он.
Я должен сказать, что немного побаивался, ибо новости Уиза смывали тебя в море, и ты барахтался в нем до тех пор, пока не свыкался с ними.
– Я думаю, – начал он, – открыть дело с девкой.
– О, вот как. Умница. Я навещу тебя в Брикстоне, – сказал я с отвращением.
– Ты не одобряешь?
– Как я могу? Ты же не тот тип сутенера.
– Все в жизни надо попробовать…
– О, конечно. О, конечно, о, конечно. Дальше будут ограбления со взломом.
Я пошел за напитками и заодно получил время все хорошенько обдумать. Потому что я всегда представлял себе, что Уиз однажды встанет на эту дорожку, но всегда успокаивал себя тем, что у него достаточно мозгов придумать что-нибудь получше, а не попасть в кулак какой-нибудь девицы из будуара. Потому что, согласны вы с этим или нет, при таком раскладе дел женская сторона берет бразды правления в свои руки, даже если она отдает всю выручку мужчине, и он забавляется с ней воскресными вечерами, после еженедельного посещения Одеона. Просто причина в том, что ее действия, что бы вы об этом ни думали, легальны, а его – нет, и если развязывается какой-то спор, все, что ей нужно сделать, это набрать номер ближайшего детектива-сержанта Такого-то.
– Здоровье, богатство и счастье, – сказал он саркастично.
– Счастье! Молчал бы!
Наступила тишина.
– Ну же, – сказал затем Уиз. – Давай драться.
– Зачем, если ты уже все решил?
– Все равно давай.
Я зарычал, действительно зарычал.
– Просто, Уиз, дело в том, что это не твой род занятий. Назови мне хоть одного сутенера, у которого есть мозги.
– Я знаю некоторых.
– Я не имею в виду хитрость или опыт, я имею в виду мозги. Конструктивные мозги.
Уиз сказал:
– Я могу тебя познакомить с несколькими букмекерами, владельцами клубов и прокатов машин, основавшими свой бизнес на деньгах, заработанных на улице.
Я сказал:
– Я могу познакомить тебя с несколькими парнями в субботу вечером в аптеке, несколькими зеками, и несколькими трупами, которые тоже так думали.
– А, ну что ж, наши мнения разошлись.
Я сказал лунатику:
– Это, может быть, и нормально для существ, молодых сердцем, неважно, какого возраста, но посмотри в глаза правде, Уиз, ты уже слишком зрелый. Ты слишком много знаешь о том, что делаешь.
Уизард улыбнулся, если это можно было так назвать.
– И это я слышу от парня, – сказал он вежливо, – прославившегося на весь район продажей порнографических фото.
Ну, знаете ли, черт возьми!
– Во-первых…, – сказал я.
– И не забудь про «во-вторых» и «в-третьих»…
– Во-первых, – продолжал я, ты отлично знаешь, что лишь некоторые из моих снимков порнографические, и я занимаюсь этим как ради смеха, так и ради бабок. Во-вторых, как ты говоришь, я как можно скорее брошу это дело, – я часто говорил тебе. И, в-третьих, опять же, ты сравниваешь сутенерство и то, чем занимаюсь я?
– Да нет, вообще-то, – сказал Уизард, – ибо мое занятие более честное и лучше оплачивается.
– О, как скажешь, Спортсмен.
Наступила еще одна пауза передышки между раундами.
– И кто же эта счастливая девка? – спросил я его.
– О, одна знакомая. Конечно, ты понимаешь, – сказал он, – что не очень умно говорить, кто именно, особенно тем, кто не одобряет.
– Насколько же ты прав, юный Уизард. В любом случае – кем бы она ни была, мне ее жаль. У тебя будет дюжина таких в тот момент, когда тебя посадят.
– Я не удивлюсь, – сказал Уиз.
Я осушил свой безалкогольный напиток.
– Ну ладно, вот что я тебе скажу, гений, – начал я. – Две вещи, просто послушай их. Первое – может, ты и симпатичный чувачок, но ты не подходишь на роль сутенера, потому что ты слишком восхищаешься этой забавой, и не воспринимаешь ее достаточно серьезно. Другое, и ты это отлично знаешь, и должен стыдиться этого – у тебя на самом деле есть мозги, и если бы ты получил хотя бы кусочек образования, то сейчас бы ворочал большими вещами, парень, и еще не поздно. Действительно, не поздно, почему бы тебе не поучиться?
– Школа жизни, – ответил Уизард.
– Класс Брикстон.
– Ну и что? Во всем есть риск.
– Дурак.
– Что? А, ладно…
Уизард уставился в потолок, потому что группа остановилась. А я, я действительно чувствовал, что должен сказать хоть что-нибудь, чтобы отговорить его: не потому, что я не одобрял этого, а потому, что знал – если Уиз займется этим, я его потеряю.
Но он начал первым.
– Я скажу тебе вот что. Я все тщательно обдумал – и я в полной безопасности. Смотри! – и я посмотрел на него. – Представь меня на скамье подсудимых! Какой простак – даже судья, не говоря уже о присяжных, – поверит, что дитя вроде меня может быть сутенером?
Я помедлил немного, а потом сказал:
– Если бы ты увидел сейчас себя в зеркале, ты понял бы, что вовсе не выглядишь, как дитя. Вообще не выглядишь молодым, Уиз, абсолютно – ты выглядишь чертовски старым.
– Ах, так? – сказал Уиз. – Тогда я скажу тебе еще кое-что. Этому бизнесу со шлюхой, сутенером и клиентом очень, очень много лет. Со времен А. и Евы, всегда существовали женщина, посетитель и местный мужик.
– Будь тогда посетителем.
– Согласен, никто не любит парней, срубающих легкие деньги. Но, детка, причины, по которым их не любят, очень лицемерны. Клиент перекладывает свой стыд на сутенера, и сутенер согласен нести его – дайте же ему чистое, социальное, уважительное алиби. Потом, ни одному мужчине не нравится платить за то, за что сутенер получает деньги. И самое главное, парень, мир завидует сутенеру! Да, и есть из-за чего, – и он улыбнулся огромной улыбкой – «ну-не-умный-ли-я».
– Прекрасно, прекрасно, – воскликнул я. – Будешь отстаивать свои убеждения перед типами из Вульфендена.
– Ах, они, – сказал Уизард. – Самым последним человеком, кого они когда-либо захотят спросить про шуры-муры, будет кто-либо в курсе дела… шлюха, сутенер, или даже клиент. Знаешь, для чего нужен Вульфенден? – спросил он, наклонившись над столом и ухмыляясь. – Это как заниматься гомосексуализмом в нашей стране и прикрываться сутенерами. Чтобы перепутать и то, и другое, и запудрить мозги лохам, чтобы они не знали, на кого сыпать серу.
– Не так громко, Уиз, – воскликнул я, ибо команда уже закончила играть, а джук-бокс еще никто не включил.
Так что вот так. Я уже говорил с Уизом тайно, чего со мной не случалось никогда, я стал частью его мерзкого плана, и поверьте мне, я не мог этого так оставить.
– Господи! – провозгласил я. – Что со мной происходит? От меня ушла девушка к Пикам и педикам, а теперь мой друг уходит к девушкам.
– Не сравнивай меня с Пиками, – сказал Уиз.
– Ну, будь умницей, я сравнивал тебя с Сюз.
– Мило! Похоже, что больше всего об этом беспокоишься ты, мой маленький спаситель.
– О, похоже на то!
– Ну, тогда, – сказал Уиз, делая вид, что встает из-за стола, – когда ковбои меня схватят, я сразу же позвоню тебе, чтобы ты внес за меня выкуп.
– Не говори так со мной, Уиз, пожалуйста!
– О, я знаю, ты прибежишь с высунутым языком… ты меня обожаешь!
Это явно был предел, и я встал и отвесил Уизу мощную пощечину. Мощную, действительно мощную. Он вовсе не выглядел удивленным и не ответил никак на это. Просто потер щеку и пошел к бару, поэтому я понял, что именно этого он и хотел. О, блядь, подумал я.
И я вышел из «Подозрительного», подышать летним вечерним ветерком. Вечер был великолепным. Воздух был сладок, как прохладная ванна, звезды с любопытством пялились на неоновые огни, и граждане Королевства, в джинсах и пиджаках, плыли по каналам Шефтсбери Авеню, словно гондолы. У всех были деньги, и их можно было тратить, все уже приняли ванны с вербеновыми солями, и ничье сердце не было разбито, а созревало для легкого летнего вечера. С каучуконосов в бистро стерли пыль, и мягкие белые огни китайских ресторанов нового стиля – не старые, категории Ма Джонг, а самые новейшие, с широкими стеклянными фасадами, дакроновыми занавесками и бежевыми коврами внутри – светились ослепительно, словно какие-то гигантские телеэкраны. Даже эти ужасные старинные англосаксонские трактиры – картофельные чипсы, выдохшийся, несвежий эль, лужи и харкотина на стойке бара – выглядели довольно заманчиво, при условии, что вам не придется толкать эти двухтонные двери, отхватывающие половину зада, и заходить туда. Одним словом, столица была мечтой для ночных плэйбоев. И я подумал: "Боже мой, одно я знаю точно – наверняка когда-нибудь сделают мюзикл о шикарных 1950-х. " И я подумал, о небо, еще кое-что я знаю точно – я жалок.