– Привет, милая, – ответил я.
Мы слышали, что так приветствовали друг друга две кинозвезды в фильме, который мы смотрели вместе давным-давно, в те дни, когда у нас с Сюз были спокойные отношения.
– Как мальчики? – спросил я ее, садясь напротив и касаясь ее своими коленямиподэтим крошечным столиком.
– С мальчиками, – сказала она, – все в порядке. В порядке.
– До сотого уже дошла? – спросил я ее.
– Нет, до сотого пока нет, – ответила Сюз, – еще нет, нет, не думаю, ста нет.
Я заказал себе мороженое-ассорти.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы выйти замуж за кого-нибудь из них? – спросил я ее раздраженно, как обычно соскальзывая на язвительный тон, захватывающий меня всегда, когда я начинаю разговор о личной жизни Сюз.
Она выглядела сонно, хотя на самом деле просто подкрасила ресницы в стиле итальянской звездочки из кабаре.
– Если я когда-нибудь выйду замуж, – сказала она, – я сделаю это исключительно для своей оригинальности. Это будет очень выдающийся брак.
– Значит, не с Пиком.
– Нет, не думаю.
Она сделала маленькое гнездышко в белой пене своего cappuccino.
– Кстати, у меня уже есть предложение. Или нечто, что можно рассматривать как предложение.
Она остановилась и посмотрела на меня.
– Продолжай, – сказал я.
– От Хенли.
– Нет!
Она кивнула и опустила глаза.
– От этого ужасного старого педераста! – простонал я.
Я должен объяснить, что Хенли – дизайнер одежды, на которого работает Сюз, и он достаточно стар, чтобы быть ее тетушкой, и ничем другим, кроме тетушки.
Сюз посмотрела на меня злым и обиженным взглядом.
– Хенли, – сказала она, – возможно, и извращенец, но у него есть особенность, оригинальность.
– Конечно, у него есть это! – закричал я. – О, конечно, у него с этим все в порядке!
Она сделала паузу.
– Наш брак, – продолжила она, – будет бесполым.
– Еще бы! – проорал я.
Я свирепо уставился на нее, подыскивая убийственную фразу.
– И что скажет Мисс Хенли, – вновь закричал я, – когда тысячи Пиков, громко топая, придут в его особенную брачную спальню?
Она улыбнулась с сожалением и не сказала ни слова. Я мог бы ударить ее.
– Я не врубаюсь в это, Сюз, – стонал я. – Ты же секретарь, ты ведь не шикарная модель. Почему он хочет иметь в качестве своего главного женского алиби тебя?
– Я думаю, он восхищается мной.
Я сердито посмотрел на нее.
– Ты женишься ради бабок, – воскликнул я. – С Пиками ты была просто шлюшкой, теперь ты будешь настоящей блядью.
Она приблизила свое решительное, упрямое лицо к моему.
– Я женюсь для оригинальности, – ответила она, – а этого ты никогда не смог бы мне дать.
– Нет, этого бы точно не смог, – сказал я очень язвительно.
Я встал из-за стола, сделав вид, что хочу поставить пластинку, застегнул свои три пуговицы, и к счастью, наткнулся на Эллу. Ее голос мог успокоить даже вулкан. Я подошел к двери лишь на миг, и действительно, жара начинала пропитывать воздух и ударять тебя.
– Лето не может так продолжаться, – сказал мужик за Гаджой, вытирая свою потную бровь потной рукой.
– О, конечно, может, папуля, – ответил я. – Оно может продолжаться до тех пор, пока календарь не скажет «стоп»!
– Нет…, – сказал мужик, подло уставившись на темную синеву этого сочного июньского неба.
– Оно может светить вечно, – прошипел я ему, наклонившись и попав в пар от его Гаджи. Потом я развернулся и пошел обратно, чтобы обсудить дела с Сюз.
– Расскажи мне об этом клиенте, – сказал я ей, присаживаясь. – Скажи мне, кто, когда и даже, если тебе известно, почему.
Сюз была со мной довольно мила, ибо уже пронзила мои легкие своей маленькойстрелкой.
– Он дипломат, – ответила она, – или, по крайней мере, так говорит. Он представляет какую-нибудь страну?
– Не совсем так, нет, он приехал сюда на какую-то конференцию, так она мне сказала.
– Кто она?
– Его женщина, которая пришла с ним к Хенли покупать платья.
Я уставился на Сюзетт.
– Пожалуйста, ответь мне на вопрос, который давно меня гложет. Как ты говоришь им об этом?
– О чем?
– О том, что ты мой агент.
Сюз улыбнулась.
– О, это довольно легко. Иногда, конечно, они знаю обо мне, я хочу сказать, по рекомендации других клиентов. А если не знают, я их подготавливаю и показываю кое-что из своей коллекции снимков.
– Так вот запросто?
– Да.
– А Хенли, он знает?
– Я никогда не делаю этого, когда он рядом, – сказала Сюз, – но подозреваю, что он знает.
– Понятно, – сказал я, не обрадовавшись этому. – Понятно. А как быть с этим дипломатом? Как мне зафиксировать сделку?
– Разреши?, – было, ответом Сюз, причиной этому служило то, что я сжал ее колено своими. Я отпустил ее и спросил: "Ну, так как? "
Она открыла свою сумочку и дала мне бумажный квадрат, на котором было написано:
Микки Пондорозо
12б, Уэйн Мьюз Уэст,
Лондон (Англия), S. W. 1.
Адрес был отпечатан, но имя вписали от руки.
– О, сказал я, вертя эту штуку пальцами. – У тебя есть хоть малейшее представление о том, какие снимки ему нужны?
– Я не вдавалась в подробности.
– Не издевайся, Сюз. Ты ведь получаешь 25 процентов, не так ли?
– А ты не можешь дать мне немного авансом?
– Нет. Только не раздражайся.
– Ну, тогда ладно.
Я поднялся, чтобы уйти. Она последовала моему примеру довольно медленно.
– Я пойду искать этого персонажа, – сказал я. – Проводить тебя до магазина?
– Лучше не надо, – ответила она. – Нам не разрешается приводить ухажеров к зданию.
– Но я больше не твой ухажер.
– Нет, – сказала Сюзетт. Она быстро поцеловала меня в губы и побежала. Потом остановилась и скрылась из виду, идя медленным шагом.
Поиски М-ра Микки П. я начал в Белгравии.
И я должен сказать, что я тащусь от Белгравии: не от того, чего тащатся папики, живущие здесь, и что они называют головокружительной вершиной бешеных извращений. Я вижу Белгравию, как Старый Английский Продукт, такой, как Смена Стражи или Савильские костюмы для гребли на лодках, или сыр Стилтон в больших коричневых китайских банках, и все те вещи, которые рекламируют в журнале Esquire, чтобы заставить американцев посетить красочную Великобританию. Я хочу сказать, что в Белгравии есть ящики с цветами, и навесы над дверьми, и фасады домов окрашеныразличными оттенками кремового цвета. Великолепная жизнь среди красных и зеленых просторных площадей за окном, мяуканья и машин дипломатов, и все доставляют к дверям, и маленькие ресторанчики, где педиковатые создания в обтягивающих хлопковых брюках спортивного покроя подают авокадо за пять фунтов.
Казалось, что все, чего не хватает для полноты картины – это Король Тед собственной персоной. И я всегда, проходя через этот район, думал, что это великолепный бело-зеленый театр комедии, которым я восторгался, как бы грустно это не было.
Итак, я рыскал по Белгравии в своем новом римском костюме, что было подвигом первооткрывателя в Белгравии, где люди все еще носят пиджаки, свисающие ниже того места, которое портные называют «сидячим». А на шее у меня висел мой Роллейфлекс, его я всегда держу наготове ночью и днем, потому что неизвестно, когда может случиться катастрофа, например, самолет рухнет на Трафальгар-сквер, и ее я смогу продать ежедневным газетам, в которые заворачивают рыбу или жареный картофель. Либо какой-нибудь скандал, например, известные персоны с различными нелицеприятными женщинами, его очень выгодно продал бы маленький Уиз.
Это привело меня к Уэйн Мьюз Уэст. Как и остальные тихие Лондонские заводи, это была вполне сельская местность, с мостовыми, клумбами, тишиной и запахом конского навоза повсюду. Я увидел мотороллер «Веспа», припаркованный возле недавно построенной конюшни, и сгорбившуюся над деревянной кадкой возле хромированной входной двери фигуру в шелковом розовато-лиловом тайском летнем костюме.
Я щелкнул пальцами, пытаясь обратить его внимание на себя.