Зал столовой флагмана, и без того просторный, увеличили за счет поднятия разделительных стенок. Говорили, что на банкете будет подан улиерский бренди, из собственных запасов Фрая, дорогущее пойло восьмидесятилетней выдержки…
Под потолком мерцала трехмерная эмблема Космофлота. Посередине возвышался постамент, голограммы превратили строгий белый прямоугольник в переливающийся кристаллами пьедестал: главнокомандующий, которого ожидали с минуты на минуту, был неравнодушен к роскоши. С потолка спускались прозрачные нити лучей, двигающиеся вслед за аватарами тех, кто не смог прибыть на церемонию во плоти. Цвета флотской униформы — от светло-голубого до черного — напоминали оттенки грозового неба.
Десантное подразделение «Пи» держалось вместе. Не желая соваться в гущу толпы, они встали с краю, там, где на экране висели голографии погибших бойцов эскадры. Голограмма Нузза светилась рядом, проходя сквозь руку Дима, когда тот шевелился. Цветные косы командира были аккуратно завязаны темно-синей лентой, в цвет мундира. Вспомнив о растрепанном лароне, лежащем в лазарете, Лэн усмехнулся.
Лиц на стене скорби было много, найти среди них знакомое казалось безнадежной затеей. Экс все равно обшарил ее взглядом и дойдя до верхнего левого угла, замер, и стоял так до тех пор, пока Дим насильно не повернул парня лицом к постаменту, на который уже поднимался Фрай. Два охранника-андроида, близнецы Кая-52, замерли по обе стороны от главнокомандующего.
Агитационные плакаты Космофлота Альянса будто рисовали с Армана Фрая: густые русые волосы, жесткий взгляд серых глаз и безупречно сидящий мундир.
— Минуло шесть сотен лет, как отцы наши основали в Известной Вселенной Империю, а затем и Альянс, своим рождением обязанный силе и свободе. Сейчас мы проходим великое испытание, которое решит, способна ли устоять наша раса или любая другая, подобная ей по рождению или по призванию. Я горжусь тем, что нахожусь сегодня среди вас.
Хорошо поставленный голос главнокомандующего понизился. Стоящая у ближней колонны ларона смахнула слезу. Дим прыснул в кулак, и тут же сделал вид, что закашлялся. Друзья удивленно взглянули на него, десантник знаком показал, что объяснит по внутренней связи, и образовал общий чат. Перед глазами отряда появилась строка сообщений, десантники вновь вытянулись, глядя на трибуну.
— Мы одержали победу над внешним врагом, но нам предстоят новые суровые испытания. Перед нами много долгих месяцев борьбы. В самом сердце Известной Вселенной поднимают голову те, кто готов предать правое дело… Вы спросите, какова наша политика? Я отвечу: вести войну на земле и в космосе, со всей нашей мощью и со всей той силой, которую Боги, в которых мы верим, могут даровать нам; вести войну против чудовищного вероломства тех, кто хочет подорвать наши устои, поднимая восстание в самом сердце великого Альянса!
Яан, стоящий рядом с Лэном, стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки, но тут Лэн отвлекся на сообщение Дима.
«Эти слова не Фрая… Слизаны с древней речи одного из известных людей Земли. Потом покажу».
Зигги поднял бровь.
«Куда ушли деньги, которые он должен был заплатить спичрайтерам?»
Лэн нахмурился.
«Из-за пары фраз он не перестает быть главнокомандующим Армии Империи. Фрай герой столетней войны. Проявите уважение».
Дим дернул углом рта.
«К твоему сведению, Фрай столетнюю войну просидел на заднице, строча рапорты! И участвовал лишь в одном боевом вылете! А теперь нагло ворует фразы у древних, думая, что солдатня сожрет и не поморщится! Мне трудно проявлять уважение к тому, кто не знает значения слова «этика».
Лэн переступил с ноги на ногу и упрямо мотнул головой.
«Почему ты так уверен в этом? В сетевом дерьме можно найти что угодно! И, к ТВОЕМУ сведению, я тоже не знаю значения этого слова. Что теперь?!»
«Зато ты умеешь быть этичным… Впрочем, сейчас явно не тот случай».
Лэн почувствовал, как щеки заливает краска, и знал, что другие тоже это видят. Он проклял собственную тонкую кожу, завидуя Зигги, который при любых обстоятельствах выглядел, как эбеновая статуя. Впрочем, сейчас на неподвижном лице альдебаранца тоже проступал гнев.
«Вы еще подеритесь, кретины! Ладно Лэнни, но ты, Дим! Тебе уже за восемьдесят, неужто не набрался ума?!»
Дим гневно раздул ноздри.
«При чем тут возраст?! Я имею право иметь свое мнение, отличное от точки зрения желторотых птенцов, наслушавшихся Фраевской пропаганды!»
Лэн почувствовал, как руки сами собой сжимаются в кулаки.