— Садитесь, пожалуйста, — сказал хозяин, — а я сейчас поставлю чай, подождите минутку, я вот-вот приду. Он вышел на кухню, откуда вскоре раздались звуки, на самом деле говорящие о том, что Майков принялся готовить завтрак.
Вскоре хозяин вошел с большим чайником в руках.
— Давайте я вам помогу, — сказала Екатерина Ивановна и улыбнулась. Майков заметил, что улыбка у нее получается одними углами рта — чуть грустная, и хотя она смеялась, в лице ее мелькнуло непроизвольное выражение скорби.
— Давайте, — сказал Майков, — простите, как ваше имя?
— Мое? Екатерина Ивановна, — сказала она.
— Владимир Глебович…
— Я знаю…
Через минуту они внесли в гостиную завтрак: Майков нес в руках большой чайник, а Екатерина Ивановна — поднос с чашками, бутербродами и тарелки с омлетами.
Когда они вошли в гостиную, Болдин встал и представился.
Майков также снова представился.
— Так откуда вы меня знаете? — спросил он у Екатерины Ивановны.
— Нам рассказывали о вас на выставке.
— Вы были на выставке?
— Да, — сказал Болдин, — и нас там кое-что заинтересовало.
— Неужели?
— Да-да, — почти в один голос сказали гости, — ваши картины.
— Как удивительно!
— Ничего удивительного, — сказала Екатерина Ивановна, — нас просто очаровали ваши абстракции.
— Настроение, знаете, создает, — путалась она.
— Что вы говорите? — улыбнулся Майков. — Но ее же там не было. Ее ведь, если не ошибаюсь, убрали.
— Потом снова повесили, — сказал Болдин.
— Да?
— Конечно, — сказала Екатерина Ивановна, — повесили. Я ведь журналистка и хочу написать о вас и ваших картинах. Мы с Иваном Геннадиевичем хотим, мы попросили — и повесили.
— Так вы журналисты?
— Да.
— Странно, удивительно.
— Почему?
— Я всегда думал, что журналисты не такие люди, как вы. — Майков говорил искренне, и Болдину с Екатериной Ивановной от этого стало неловко.
— Что же обо мне можно написать? Ровно ничего, — продолжал Майков. — Ничего нельзя, я же и говорить не умею, и объяснить о себе ничего не могу. Только вот картины. Но вы знаете, поверите ли, я сам не знаю, что они значат, я пишу и все, а что они значат, даже не могу и сказать, и остановиться не могу, — говорил Майков.
— Ничего, — тихо сказала Екатерина Ивановна. Этот странный большой и застенчивый человек все больше поражал Екатерину Ивановну. Через минуту она уже точно поняла, что она и сравнить-то его ни с кем не может. Обычно она, увидев лицо человека, сразу кого-то вспоминала из своих знакомых, глаза, рот, волосы ей кого-то обязательно напоминали, а здесь и сравнить оказывалось не с кем. Майков оставался одиноким среди всех знакомых ей людей. И именно это почему-то радовало Екатерину Ивановну, и она улыбнулась своей немного грустной улыбкой.
— Так рассказывайте, рассказывайте, — несколько раз повторила она. — Пожалуйста, рассказывайте. О себе, обо всем, что к вам относится, нам, мне очень любопытно.
— Как же сразу, — сказал Майков, — я так не умею. Я к вам еще не привык, давайте лучше чайку попьем, посидим — куда торопиться? Некуда ведь, а потом как-то само собой расскажется, — улыбнулся он Екатерине Ивановне. Он вообще стал обращаться в основном к ней, а Болдина почти и не замечал.
Иван Геннадиевич тотчас почувствовал это, он пытался несколько раз вклиниться в разговор, но у него ничего не выходило. Если раньше, когда они расхаживали по залам вместе с Екатериной Ивановной и Иваном Ивановичем, он ощущал себя несомненным главой троицы, то сейчас он чувствовал себя в зависимости от этого Майкова. Приходилось признать, что сложилась новая троица, в которой Болдин уже вроде и не был хозяином.
В конце концов Иван Геннадиевич просто был отпущен бродить по дому, попросив на то предварительного разрешения хозяина.
— Знаете что? — неожиданно сказал Владимир Глебович. — Давайте что-нибудь придумаем, не сидеть же тут целый день. Пойдемте куда-нибудь, что ли?
— А куда можно пойти? — спросила Екатерина Ивановна.
— Я, например, по утрам в лес хожу.
— А здесь далеко?
— Нет, рядом.
— Но я промокну, — Екатерина Ивановна посмотрела на свои легкие сапоги.
— Ничего, ничего, я вам найду валенки, вам будет очень тепло, ни капельки не замерзнете. Пойдете в валенках?
— Я-то пойду, но вот Иван Геннадиевич? Он не любит прогулок, у него сердце, знаете, он вообще далеко никогда почти не ходит, и леса он почему-то совсем не любит.
— А он тут побудет, на даче, картины мои посмотрит, если ему интересно. Фотографии, у меня много старинных фотографий, и моих, и родственников моих.