Он спустился на первый этаж музея и там узнал, собственно, то, что и хотел было узнать, заходя сюда. Он прочел, что город возник лет девятьсот назад, примерно в то же время, что и Париж, что есть в названии его слог «кар», что означает принадлежность города к чему-то вороньему, не то к самой вороне, которая когда-то во времена язычества была тут священна, не то к тому, что вороны сбираются на полях сражений, а такое поле тут было и на нем сбиралось столько ворон, что стаи их напоминали тучи. Они летали над костями человеческими и каркали. И от этого возникло название, но вполне может быть, что и еще от чего-то, но отчего — неизвестно. Он узнал также, что с того времени город увеличивался и уменьшался, сокращаемый набегами и усобицами, но все же до нашего времени дошел примерно с тем же числом жителей, что и девятьсот лет назад, что население занималось в основном охотой, рыболовством и сельским хозяйством и что этим же оно занимается и поныне. Он узнал, что город К… был местом ссылки, поскольку для этого благоприятствовал местный климат. Также он узнал, что город многажды менялся, перестраивался, перепланировался, сжигался, отстраивался, сносился, возводился, благоустраивался и что он сохранил при этом свой индивидуальный облик и был способен донести до путника или иностранного туриста обаяние чисто российской старины. Владимира Глебовича поразило во всех этих описаниях одно обстоятельство, а именно то, что старинная история города была расписана чуть ли не по годам, по событиям, по пожарам, по знаменательным датам, тогда как новая и новейшая пестрели провалами лет по десять, а то и по двадцать, словно не свершалось в эти времена ничего достопамятного и значительного. Таинственность в истории города зияла тут и там — в эпохи совершенно недавние и близкие к современности много более, чем времена новгородского владычества, суздальских перепалок или создания известного древнеэпического произведения «Сказания об Олеге и Симонии», которое лишний раз прославило имя замечательного города. Ну, да бог с ним. Майков не стал углубляться в эти тайны и с чувством облегчения покинул музейный храм.
На улице он вдохнул студеный воздух и медленно побрел по какому-то переулку. Так или иначе было заметно, что Петров был в этом городе, что он чем-то прославился.
Но что, собственно, он сделал, зачем был в К…, Майкову так и не удавалось понять. Многие из людей, к которым он подходил с этим простым вопросом, почему-то пугались его и отворачивали в сторону, словно спрашивали их о чем-то таком, о чем не принято было спрашивать. Было видно, что Петр Петрович присутствовал тут с некоей таинственной миссией, но какой — этого не дано было знать каждому простому смертному. У Майкова рождалось предчувствие, что полуразрушенные здания, напоминающие римские колизеи, странные остатки старины, — все это было следами этой же деятельности. Эта деятельность, словно привидение, царила в воздухе, но никто, по-видимому, и не предполагал, что сам городок и его обитатели участвовали в каких-то таинственных планах некоего Петра Петровича, планах, которые связаны с каким-то невообразимым и прекрасным будущим, которое каким-то образом, каким-то намеком уже якобы прикоснулось к истории этого внешне ничем не примечательного, но внутренне, видимо, удивительного, обычного провинциального русского города!
Майков, наблюдая красоты, сильно проголодался. Он зашел в столовую, которая, по-видимому, была тут одна. В столовой продавали сметану, засохшую от времени зеленоватую рыбу и красновато-бурые щи, вероятно, очень большой давности. Майков и съел бы все это, но странный тошнотворный, заполняющий все уголки столовой запах совершенно уничтожил его безрассудно разыгравшийся аппетит. Он вышел из столовой и тотчас же вошел в находившийся прямо напротив огромный магазин. Магазин, как, впрочем, и многое другое, расположился тут в здании удивительного фасона. Предназначение его угадать трудно, но единственно — было сразу ясно, что оно не магазинное. Вокруг него виднелась полуразвалившаяся крепостная стена, с одной стороны которой разлеглась значительная помойка — с другой был виден запущенный сад с какой-то беловатой беседкой, старинным фонтаном и мраморными изваяниями обнаженных женщин. Тут же среди женщин стояло три физкультурника, правда не мраморных, а гипсовых. Они были в шароварах и держали в руках футбольные мячи. Вообще Майков в очередной раз обратил свое внимание на один любопытный факт. Статуи в городе жили своими сообществами. Дружными коллективами. И несколько одинаковых статуй могли вдруг оказаться совершенно вместе, словно собравшись с остального города на важное совещание или иное мероприятие.