– Я хочу поговорить с моей тётей, – говорит он. – Мне казалось, что я уже это делал, но, думаю, это было… до Сэма. – До Сэма – это достаточно короткая кодовая фраза, чтобы объяснить его психическое состояние пару дней назад. По крайней мере, так он чувствует себя не настолько ужасно. – Но думаю, что последний раз я с ней говорил в тот день, когда вы привезли меня сюда, а остальное я… – он снова прикусывает губу.
– Ты по ней скучаешь, – говорит Роуди. Питер кивает, не отрывая взгляда от поверхности стола. – Боже, мне стоило понять это раньше, – продолжает он, и Питер поднимает голову. – Тебе шестнадцать, вы живёте вместе, и ты её любишь. Конечно ты скучаешь. Ты и вправду не говорил с ней всё это время? Мне так жаль.
Питер широко распахивает глаза и начинает трясти головой.
– Нет, не извиняйтесь! – настаивает он. – Вы так много для меня делаете, вы практически спасли мою жизнь, я… Я не… Я не знаю, это не ваша вина, я просто идиот, и у меня стресс, и это всецело моя вина, я…
– Эй, – прерывает его Роуди, и Питер затихает. Он понимает, что его мозг опять замкнуло, и он начал бессвязно бормотать. Кажется, Роуди и Сэм оба могут заметить это тоже. – Ты не идиот, и это не твоя вина. Я не знаю никого, кто прошёл бы через то, что сейчас переживаешь ты. А ты ещё ребёнок, который никогда не просил об этом. Не изводи себя так. – И после паузы добавляет: – Позвони тёте.
Питер лихорадочно кивает и сползает со стула.
– Спасибо, – говорит он тихо, всеми силами удерживая дрожь в руках. Он подходит к телефону, снимает трубку с базы и идёт в свою комнату, осторожно прикрывая за собой дверь.
Даже не отдавая себе отчёта, Питер съезжает спиной вниз вдоль двери, пытаясь успокоить дыхание. Он чувствует, как трепещет его сердце. Телефон выскальзывает из его хватки, но его рука уже лежит на полу, так что он никуда не падает. Лишь мягко беззвучно приземляется на ковёр. Питер смотрит прямо перед собой, словно бы сейчас на его глазах мир начнёт разваливаться, и он вновь останется один в пустоте, где любой неверный шаг заставит его вечность стремительно лететь в никуда.
Он закрывает глаза.
– Что если теперь она меня ненавидит, – выдыхает он.
– За что ей тебя ненавидеть? – спрашивает Бэк с другого конца комнаты.
Питер поворачивает голову в сторону, противоположную от руки с телефоном, но всё ещё держит глаза закрытыми.
– Мы с ней не разговаривали почти две недели. Какой за племянник так поступает? Я даже не могу вспомнить, о чём мы говорили в последний раз. Ей должно быть нелегко, а я просто взял и бросил её…
Он чувствует заполняющую комнату тишину, и единственным нарушающим её звуком становится собственное ровное дыхание. Он откидывается головой о дверь. Он так устал. Хочется просто вернуться домой и проснуться от этого кошмара – вот только он уже проснулся от него, и теперь это его реальность.
Питер чувствует колебания воздуха. Он снова поворачивает голову прямо, глядя Бэку в глаза, как тот явно того хочет. Теперь Бэк тоже сидит на полу, напротив Питера, и упирается спиной в спинку кровати, вытянув одну ногу вперёд и согнув другую в колене, положив на него руку. Бэк смотрит на него с самым серьёзным взглядом, который Питер у него видел.
– Она не ненавидит тебя, – говорит он. Питер слушает. – Она знает, через что ты проходишь. Знает, что как бы ей ни было тяжело, тебе приходится хуже. Она твой опекун, заботится о тебе в первую очередь, и простое знание, что ты в безопасности и у тебя всё хорошо, будет много для неё значить. Остальное вы двое сможете обсудить по ходу разговора, но для этого тебе надо сделать первый шаг, и я гарантирую, что она хочет услышать тебя так же сильно, как ты хочешь с ней поговорить. Так поговори.
Питер колеблется. В этот момент он видит, что должно было быть: наставник-герой, которого он потерял. Не тот, который объявил его лучшим, но тот, кто видел в нём напарника, работал с ним как с равным, несмотря на различие в опыте, и готовый передать этот опыт ему. Тот, с которым он мог бы поддерживать контакт, работать, взрослеть, проводить время вместе.
Тот, который был бы ещё жив.
Питер чувствует что-то иное в этот момент. Он не может определить, что именно, но это длится всего мгновение. Однако он может кивнуть, поднять с пола телефон, набрать номер и ждать. У Питера перехватывает дыхание, когда он слышит первые гудки в трубке, и Квентин тянется к нему и берёт его за руку, не переставая смотреть ему в глаза. Питер доверительно сжимает его ладонь в ответ и затем отпускает, когда слышит, как на другом конце поднимают трубку.
– Алло?
Питер делает резкий короткий вдох – его не слышно сквозь динамик – и затем тихо спрашивает:
– Тётя Мэй?
Какое-то мгновение на другом конце провода стоит тишина, и на секунду все страхи Питера сбываются. Но затем из динамика доносится тихий звук – это мог бы быть почти смешок, слабый, с нотками облегчения – и слышит голос, более громкий, чем его собственный:
– Питер?
Питер чувствует выступившие в уголках глаз слёзы и улыбку на своих губах.
– Да, это я.
– Питер, – повторяет тётя уже громче, увереннее, живее, – как у тебя дела?
– Мне так тебя не хватает, – говорит Питер вместо ответа. В принципе, это само по себе может считаться таковым. – Я бы хотел быть дома, чтобы этих двух недель никогда не было. Тётя Мэй, как мне всё исправить? Что мне делать?
И вдруг телефона становится абсолютно недостаточно, и Питеру на мгновение кажется что звонок сам по себе был плохой идеей, и ему не стоило даже испытывать это чувство, когда ты вроде и вместе с дорогими тебе людьми, но не совсем. В голове проносится короткое я единственный, кто будет рядом, но не может вспомнить, где и от кого это слышал. Бессмыслица какая-то.
Но он возвращается в настоящее, как только снова слышит голос Мэй, и хватается за него как за спасательный круг.
– Я не знаю, – говорит она, и он слышит это в её голосе: она должна знать, и ей больно от того, что это не так, им обоим больно. – Но мне тоже тебя не хватает. И мне тоже хотелось бы, чтобы ты был рядом. Я люблю тебя, что бы ни говорил остальной мир, я знаю тебя и знаю, что ты справишься. Просто я пока не знаю как. Но мы всё сможем.
Он цепляется за слова. Это воспоминание он будет хранить так долго, сколько потребуется, скорее всего, до конца своей жизни. Он знает, что это реальность, потому что Бэк всё ещё рядом с ним, сидит напротив, наблюдает и слушает. Питер знает, что он может слышать Мэй, даже если не прижимается ухом к трубке.
– Я тоже тебя люблю, – говорит Питер, замечая, что до сих пор не сказал этого сам. – Ты… Что ты знаешь о том, где я?
Всего на секунду на другом конце устанавливается молчание.
– Я знаю, что ты у друга мистера Старка. Хэппи сказал, что это ему он звонил. Звучало безопасно. Ты в безопасности, Питер?
Питер оглядывается по сторонам: его комната, его кровать, одолженные вещи, костюм Человека-Паука, сделанный и спроектированный им самим, и его выключенный телефон. Он защищён от плохой погоды: надёжные стены, крыша над головой, климат-контроль и всё такое…
– Я учусь готовить, – неожиданно для себя и для Мэй выпаливает он.
– Что? – спрашивает она, но в её голосе звучит удивлённый смех, и искренняя радость затмевает ситуацию, в которой они оказались.
– Ага, – говорит Питер со смешком. Его улыбка становится шире. Как бы он хотел, чтобы она её видела, видела его лицо, чтобы он сам был рядом с ней. – Я настолько в безопасности, и у меня столько свободного времени, что мне больше нечего делать, кроме как учиться готовить.
– Ну, – тянет тётя Мэй, и ему бы хотелось видеть её лицо с наверняка такой же улыбкой лишь с небольшой долей сомнения, потому что они всё-таки не вместе. – Не могу дождаться оценить. Обязательно продемонстрируй мне как-нибудь.
– Было бы здорово, – улыбается Питер. – Может, к тому времени у меня даже будет хорошо получаться.
– Будем надеяться, – смеётся тётя Мэй. – У тебя уже есть любимое блюдо?
Питер неловко чешет шею свободной рукой.
– Я готовил пока раза два, так что ещё нет.., – он затихает, чувствуя слабую дрожь в собственном голосе.