Я рисовал свою жизнь в Брюсселе. Дни, медленно проходящие в этой спокойной европейской стране. Цена жизни среди цивилизации, вдали от суеты и предательства и Америки, и Абсурдистана.
Шотландцы постарше пытались научить техасцев петь хором одну из их песен, исполняемых под волынку, сдобренных меланхоличным весельем и невозможностью когда-либо проститься. Картофельные чипсы вылетали изо ртов, пивные кружки содвигались и звенели, а татарский бармен пытался отбивать ритм парой подносов:
Солнце село окончательно, и люди «АмЭкс» светили фонариками на желтый труп, ковылявший вдоль железнодорожного полотна и бешено размахивавший руками, чтобы привлечь внимание. Мы задернули занавески, прежде чем началась стрельба.
Глава 43
ВЕРА МОИХ ОТЦОВ
На следующий день у меня был отходняк, и поделом: с виски у меня всегда были проблемы.
— О боже, — простонал я, целуя лицо Руанны, — как оказалось, это была подушка, которая пахла ее духами. Я сказал «Руанна»? Конечно же, я имел в виду Нану. И тут Я осознал, что мне всю ночь снилась Руанна — примерно в то время, когда мы с ней и ее маленькой кузиной Мерседес осматривали Хантер-колледж. Когда мы проходили через библиотеку, живая десятилетняя Мерседес воскликнула: «Ай, вы только посмотрите на все эти гребаные книги!» И Руанна, которая оделась в костюм бизнес-леди, не подходящий для неофициальной прогулки по колледжу, очень важно ответила: «Почему ты ругаешься в образованном месте, Мерседес?»
Что именно меня тогда кольнуло в сердце — слово «образованное»? Почтение к книге у женщины, которая до того самого момента думала, что Диккенс — это порнозвезда? Или меня поразил деловой костюм, в который едва вмещалась фигура Ро? Почему я так внезапно затосковал по ней, моей предательской девчонке из Бронкса с упругими руками и кровоточившими деснами?
— Завтрак здесь, милый, — сказала Нана. — Ешь, пока он горячий. — Команда поезда соорудила для нас маленький столик, на котором была целая гора круассанов и пышек, — от них исходил одуряющий аромат масла и клюквы. Я бросился к столу, чуть не опрокинув серебряный поднос, на котором была карточка с логотипом «АмЭкс». Поезд с пыхтением двигался мимо равнодушного солнца. Карточка содержала сообщение, написанное изящным женским почерком:
Сегодня понедельник, 10 сентября 2001 года.
Мы проезжаем через Северный Абсурдсвани, где температура сегодня будет максимум 28 градусов Цельсия. Ясная, солнечная погода будет преобладать в Стараушанской долине и в горах Грибоедова.
В меню ланча в вагоне с баром будут блины с икрой и только что сорванный лук-порей, за которыми последует ростбиф под соусом из бузины (фирменное блюдо Северного Абсурдсвани) с картофелем.
Мы прибудем на пограничный пост в Красный Мост в 15.00. Пожалуйста, приготовьте ваши паспорта.
Меня зовут Оксана Петровна, я горжусь тем, что работаю в этом поезде. И я здесь — исключительно для вас!»
— Какая милая девушка эта Оксана, — сказал я Нане. — Она даже более профессиональная, чем этот бедный Ларри Зартарьян. — Я поморщился при мысли о менеджере отеля «Хайатт» и его маме, которые все еще пребывают под моей кроватью в гостинице «Интурист».
— Она сука, — поправила меня Нана, выливая мне в кофе три порции сливок — как я любил.
Я раздернул занавески. Как все изменилось с ночи! Море, загрязненное нефтью, и пустыня уступили место пейзажу, который почти что мог сравниться с альпийским. Поля с желтой травой позднего лета (или на самом деле то было сено?) спускались с холмов. Родники питали ручьи, те подпитывали дальние озера, которые, в свою очередь, пили воду с гор с белоснежными вершинами, вырисовывавшихся на горизонте. Птица, которая могла быть и орлом, и голубем (у меня не такие зоркие глаза), кружила над дальней линией горизонта. И что-то, по счастью, отсутствовало в этом разворачивающемся триколоре природы — зеленом, синем и белом, — что-то избитое и израненное, обожженное и неопрятное, вульгарное и тронутое скверной.