— Это всего лишь афроамериканское выражение, — говорю я Любе.
— Конечно, — подтверждает Руанна, подходя, чтобы обнять Любу, и моя мачеха со слезами на глазах прижимает Руанну к себе. — Потому что, насколько я могу судить, все вы, русские, — только сборище ниггеров.
— Что ты говоришь? — вмешивается в разговор Светлана.
— Не пойми меня неправильно, — отвечает Руанна. — Это был комплимент.
— Это не комплимент! — рявкнула Светлана. — Объяснись!
— Остынь, дорогуша! — отвечает Руанна. — Знаешь, я говорю всего-навсего… У ваших мужчин нет работы, у детей астма, и все вы живете в общественных домах.
— Миша не живет в общественном доме, — возражает Светлана. — Я не живу в общественном доме.
— Да, но вы отличаетесь от других людей. Вы — НГ, — говорит Руанна, делая рукой характерный для гетто жест.
— Мы кто?
— Настоящие гангстеры, — поясняет Алеша-Боб.
— Посмотри на Мишу, — продолжает Руанна. — Его отец убил американского бизнесмена из-за какого-то дерьма, и теперь он не может получить эту долбаную американскую визу. Вот это и есть — вообще!
— Это не из-за папы, — шепчу я. — Это все американское консульство. Это Государственный департамент. Они меня ненавидят.
— Так все-таки, что такое «вообще»? — снова спрашивает Люба, не понимая, подвигается ли разговор и сестры ли они с Руанной по-прежнему.
Светлана уронила удочку и повернулась ко мне и Алеше-Бобу, подбоченясь.
— Это ваша вина, — шипит она по-русски. — С этим вашим дурацким рэпом. С этим идиотским гетто-тек. Не удивительно, что люди относятся к нам, как к животным.
— Мы просто развлекались, — оправдывается Алеша-Боб.
— Если ты хочешь быть русским, — говорит Светлана моему другу, — ты должен думать о том, какой у тебя имидж. Все уже считают нас бандитами и проститутками. Нам нужно изменить это впечатление.
— От всей души прошу прощения, — говорит Алеша-Боб, прижимая руки к сердцу театральным жестом. — Отныне мы не будем исполнять при тебе рэп. Мы будем работать над нашим имиджем.
— Черт побери, о чем это вы там беседуете, ниггеры? — спрашивает Руанна. — Говорите уже по-английски.
Светлана поворачивается ко мне, уничтожая взглядом. Я отступаю и чуть не сваливаюсь в воду. Мои руки начинают набирать номер телефона доктора Левина, как вдруг к нам, задыхаясь, бежит мой слуга Тимофей.
— Ах, батюшка, — говорит он, отдышавшись. — Простите Тимофея, что мешает вам. Он же грешник, как и все остальные. Но я должен вас предупредить! Сюда едет милиция. Боюсь, что они ищут вас…
Я не мог уловить смысл его слов до тех пор, пока мое внимание не привлек крик баритона с соседней «Капризной форели». «Милиция!» — вопит какой-то джентльмен. Молодые банковские служащие, старая царевна в черных жемчугах и белом платье, бизнесмен, который любит Пушкина, — все устремляются на автостоянку, где отдыхают их «лендроверы». Мимо них пробегают три широкоплечих милиционера, синие фуражки которых украшены костлявым российским орлом; за ними следует их начальник — человек постарше в штатском. Руки его в карманах, он не спешит.
Ясно, что эти свиньи направляются прямо ко мне. Алеша-Боб придвигается, чтобы меня защитить: он кладет мне руки на спину и живот, словно мне грозит опасность опрокинуться. Я решаю не отступать ни на шаг. Это возмутительно! В цивилизованных странах, таких как Канада, состоятельного человека, который удит рыбу с друзьями, власти оставляют в покое, даже если он совершил преступление. Пожилой человек в штатском, у которого, как я узнал позже, вкусная фамилия Белугин, легонько отталкивает моего друга. Он приближается, так что его физиономия оказывается в сантиметре от моей и мне приходится смотреть прямо в лицо седого человека с пожелтевшими белками глаз — лицо, которое в России говорит о власти и некомпетентности одновременно. Он пристально смотрит на меня, причем так эмоционально, как будто хочет мои деньги.
— Миша Вайнберг? — спрашивает он.
— И что с того? — интересуюсь я. Тут содержится намек: «Ты знаешь, кто я?»
— Вашего отца только что убили на Дворцовом мосту, — говорит мне милиционер. — Фугасом. Немецкий турист заснял все на пленку.
Глава 2
ПРЕДАННОСТЬ
Прежде всего мне бы хотелось упасть на колени перед штабом СИН в Вашингтоне, округ Колумбия, и поблагодарить эту организацию за всю ее успешную работу, совершаемую повсюду ради иностранцев. Меня приветствовали несколько раз представители СИН по прибытии в аэропорт Джона Ф. Кеннеди, и каждый раз было лучше, чем в предыдущий. Один раз веселый мужчина в тюрбане поставил штамп в моем паспорте, сказав что-то неразборчивое. В другой раз приятная черная леди примерно таких же габаритов, как я, с уважением посмотрела на мое пузо и одобрительно показала большой палец. Что я могу сказать? Люди в СИН справедливы и честны. Они настоящие привратники у ворот Америки.