В художественной прозе иной автор непременно заинтриговал бы читателя в этом месте рассказа. Подчеркнув, например, что после этих слов Тургенева взоры Некрасова и Гончарова, обращенные на писателя, наполнились пиететом и прочим почтением. Но увы, мой читатель, в нашей реальной истории события вынуждены развиваться иначе.
— Ни слова больше об Англии. Политику могут пришить, — зашептал Некрасов, озираясь по сторонам. — Не забывайте, что уши Бенкендорфа повсюду, а Дубельта тем паче везде.
Писатели малость опешили. Хотя, если начистоту и без обсценной лексики, то попросту кардинально обескуражились.
— Все же об охоте необходимо правдиво писать, — немного погодя произнес Тургенев, рассматривая картину Перова. — Однако, позвольте откланяться, господа. И ушел.
— Пожалуй, тоже пойду. Освежу сигару в курительной, авось и осенит голову какая идея, — сказал Гончаров.
Евгения, собравшись духом, уже хотела обратиться к Некрасову и расспросить о Ленском.
— Да что ты знаешь об охоте, хлыщ французский, — злобно пробормотал ей в лицо Некрасов, после чего резко повернулся спиной.
— Не в себе он. И терпеть не может Тургенева, — догадалась девушка. — Странно, а с виду приличный человек.
Пожав плечами, она двинулась дальше.
В карточной зале Пушкин, Гоголь и подающий надежды студент Достоевский до самозабвения резались в новомодную французскую игру Vingt-et-Un.
— Тройка, семерка, туз, — шепнула Гоголю проходящая мимо старая графиня Голицына.
Гоголь, стараясь заглушить подсказку, стал публично-усиленно шмыгать своим крупным носом.
— Ведьма знает, ведьма не соврет, — подумал Пушкин, смуро покосившись на старуху, и дежурным пером что-то быстро черкнул на манжете.
Достоевский безмятежно сдавал, поглядывая на своего сокурсника Раскольникова. Тот за соседним столом молча точил топор на братьев Карамазовых, в упор не замечая Смердякова с петлей на шее, который буквально изнемогал от безуспешных попыток оказать ему посильную помощь.
Тем временем Гоголь взял банк.
— Это вам не шашечки двигать, господа. Здесь карту очком чувствовать надо! — довольным голосом произнес Гоголь, не подозревая, что тем самым дал название этой игре в дальнейшей славной русской истории. Его слова заглушили выкрики Карамазовых, вновь затеявших спор о наследстве, боге и истине.
Раскольников ядовито плюнул в сторону Карамазовых и устремился вслед за старухой Голицыной, едва не сбив мимоходом Евгению.
Онегина, волнуясь и теряя остатки девичьей гордости, обратилась к присутствующим.
— Господа, вы случайно не видели Ленского? Владимира Ленского никто не встречал?
Все повернулись в ее сторону. Но никто не ответил. Господа откровенно любовались ее красотой. Пока наконец, самый озорной и пьяненький среди всех, Дмитрий Карамазов не сказал ей, что видел Ленского возле псарни.
— Благодарю Вас, сударь, — ответила Евгения и поспешила к выходу.
— Какая красота и благородная стать, чистая Аграфена Купальница, — прошептал ей вслед Дмитрий.
— Однако опять карта не прет, господа. Навещу супругу, пожалуй, — внезапно заявил Пушкин и, встав из-за стола, зашагал к дверям в бальную залу.
Невольная зависть присутствующих черной пеленой окутала фигуру поэта.
Следуя темной аллеей к псарне, Евгения услышала знакомый голос и шорох в кустах.
Обогнув кустарник, она вышла на небольшую полянку. В наступивших сумерках на укромной лужайке Ленский забавлялся с Татьяной.
Увидев Онегину, Ленский поднялся с колен и поспешил ей навстречу.
— Ева… э… Евгения Алексевна, извините. Я так увлекся Татьяной, — смущенно произнес он.
— Слава Богу, я нашла Вас, — сказала Евгения, безуспешно стараясь скрыть свою радость.
Татьяна, поднявшись с земли, отряхнулась и, грациозно ступая, подошла к Ленскому.
— Согласитесь, верно красавица? — спросил он, поглаживая нежно ей голову.
— Ваша правда. Татьяна та еще сука, — отозвалась Евгения. — Соседа нашего, помещика Ларина в Тригорском.
Услышав свою фамилию, московская сторожевая навострила уши и завиляла хвостом. Затем поняв, что играть с ней больше не будут, собака затрусила в сторону псарни.
— Не знала, что Вы так дружите с животными. Это крайне премилая в людях черта.
— На следующий год собираюсь поступить в Императорскую Медико-Хирургическую академию, — застенчиво ответил Ленский.
— Одначе еще сомневаюсь с окончательным выбором. В Геттинген тоже влечет, — добавил он.