Немного успокоившись, Хасан садится на скамью и опять достает тетрадь. Он перечитывает свои стихи, и теперь они кажутся ему не такими интересными. Хочется написать о том, что он видел только что, о страхе, сковавшем ему ноги, о смерти, которая прошла возле него, но он не находит слов. Употреблять обычные слова в стихах нельзя, они кажутся грубыми и похожи не на высокую поэзию, а на песенки, которые поют мальчишки на улицах Басры. А подходящих выражений он еще не знает, ведь стихосложению он не учился. Так, с тетрадкой в руках, Хасан засыпает.
На следующий день, вбежав в лавку, он, захлебываясь, начинает рассказывать о том, что случилось. Хозяин вздыхает:
— Им мало светлого дня, они хватают людей темной ночью как волки, да проклянет их Аллах!
— А что сделали эти люди?
Абу Исхак не успевает ответить — в лавку входят сразу несколько посетителей и он идет к ним. Усаживает на ковре и велит Хасану принести высушенный базилик, настой из красного едкого перца, мускус в деревянных, серебряных коробочках и шелковых мешочках.
Говорят о том, что прошлая ночь была неспокойной. Горбоносый толстяк, наверное перс, рассказывает, что на многих улицах стражники халифа врывались в дома и уводили людей, которых подозревали в том, что они в сговоре с мятежниками, врагами нынешнего правителя. Абу Исхак благоразумно молчит.
Убирая ненужные коробочки, Хасан неожиданно произносит нараспев — как читают свои стихи бродячие поэты на рынке:
IV
— Сегодня, сынок, ты отправишься с важным поручением к самому наместнику. Хорошенько вымой руки и смажь их благовонным маслом. Наш новый наместник Хайсам ибн Муавия не любит шутить. Если ему покажется, что у тебя грязные руки, нам не миновать беды, ведь он велел через своего слугу, чтобы ему доставили лучших благовоний и предупредил, что сам осмотрит их. Нынче благовония вошли в моду, потому что наш халиф Абу Джафар взыскивает с тех, кто небрежно одет, и требует от своих придворных и наместников умащать голову и бороду благовониями, чтобы волосы бороды блестели и были мягкими. Он считает, что когда простонародье видит наместника, облаченного в дорогую одежду и чует благоухание его бороды, уважение к власти увеличивается.
Абу Исхак серьезен и мрачен. Хасан никогда еще не видел его таким строгим. Наверное, новый наместник и вправду не любит шутить — веселье не в чести при дворе Абу Джафара. Говорят, что повелитель правоверных приказал жестоко избить и продать одного из своих рабов только потому, что услышал, как тот играет на тамбурине.
— Жди новых бед от новых правителей, — продолжает Абу Исхак. — Эта пословица еще никогда не обманывала. Правда, и старые не лучше…
Спохватившись, хозяин добавляет:
- Впрочем, это не наше дело. Нам нужно послать лучших благовоний Хайсаму ибн Муавии, и если он хорошо заплатит и не обманет, нам больше не о чем думать, а от судьбы все равно не уйдешь.
Абу Исхак дает Хасану большую позолоченную шкатулку. В ней самое дорогое благовоние — галия, сделанное из смеси амбры и разных душистых трав. Крышка шкатулки резная и украшена сердоликом, а в середину вправлена большая жемчужина. Если нажать на нее, крышка откидывается. Хасан залюбовался искусной работой и несколько раз нажал на жемчужину. Благовоние было покрыто вышитым шелком и еще тисненым сафьяном, а сверху лежал засушенный рейхан — ароматная трава. В лавке еще сильнее запахло пряным запахом степи, а Хасану стало грустно. Ему вдруг захотелось снова увидеть бесконечные холмы и высохшие русла потоков, услышать свист сусликов и шуршание песка, стекающего струйками с возвышенностей…
В это время дверь лавки отворилась, и порог переступил человек в непомерно высокой чалме. — Привет вам, — сказал вошедший, и Хасан узнал его. Это был один из писцов, которые приходили в гости к Абу Исхаку.
— О Боже, — воскликнул Абу Исхак, — что за чалма!
Писец, осмотревшись, спросил Абу Исхака, — У тебя нет здесь никого постороннего?
— Нет, только этот мальчик, но я доверяю ему, говори, не бойся ничего.
Писец неожиданно снял чалму и протянул ее Абу Исхаку. Хасан тоже потянулся посмотреть. Чалма была намотана на высоченную остроконечную шапку из грубого войлока. Внутри ее поддерживало несколько стеблей тростника.
— Что это такое? — спросил Абу Исхак.
Писец, взяв шапку с накрученной на нее чалмой, надел ее с видимым отвращением, а потом вполголоса сказал: