— Боже мой! Это оно! — Генрих Карлович торопливо подошёл к Виктору и бережно принял драгоценный груз из запачканных мальчишечьих рук, беспрерывно счастливо улыбаясь.
— Оно, оно родимое! — подтвердил ликуя отец Никон, — ну возблагодарим господа нашего всемилостивого и всемогущего, что не оставил нас в трудную пору и вернул нам благосостояние наше! — и добавил довольно потирая ручки, — авось теперь и Шаль сыщется!
Он тут же подозрительно глянул на Виктора и, подскочив к нему, цепко ухватил руками за плечо:
— Ну, те-с, молодой человек, а что же вы о Шали-то не сказываете? Может вам и про то известно?
— Известно! — Виктор невежливо дернул плечом, освобождаясь от крепкой хватки отца Никона.
Услышав такое заявление, все с надеждой воззрились на мальчика.
— То есть про Шаль мне просто известно, ну то, что она существует вообще, — пугаясь всеобщего напряжённого внимания, поправился мальчик, — а где она есть — про то я не знаю!
Разочарованно вздохнув, отец Никон тут же отошёл от Виктора, сокрушённо вздыхая.
— Не унывайте, батюшка, — повеселевшим тоном подбодрил его управляющий, — коли Зеркало нашлось, глядишь и Шаль сыщется!
— Так что же, господа! — взволнованно крикнул Николенька, — неужто сейчас мы сможем в иной мир заглянуть?
— Ну, заглянуть, скажем, не сможем, — улыбнулся ему в ответ управляющий, — для того надобно Дверь открыть, а вот саму Дверь обнаружить сможем!
Он порывисто взъерошил рукой свои светлые волосы.
— Эх, молодой человек! Да это Зеркало не только Двери найти может, оно способно в душу каждому созданию живому заглянуть! Всю сущность человека, никому не видимую, во всей своей красе, а может и не красе вовсе, а со всею неприглядностью показать!
Генрих Карлович с сожалением отложил Зеркало в сторону.
— Да только не дело это в душу-то человечью любопытства ради лезть, оттого Старая Барыня редко им пользовалась, так только, Двери отыскать…
— Как же выглядят эти пресловутые Двери? — поинтересовалась Дарья Платоновна
— А это можно увидеть! — господин Мюллер возбуждённо потёр руки, — зрелище презанятное, вот глядите-ка!
Он осторожно взял в руки Зеркало и отогнул металлическую подставку, до того крепко прижатую к обратной стороне. Затем Генрих Карлович поставил Зеркало на стол и осторожно повернул вверх маленький рычажок с правой стороны. При этом раздался странный звук, словно Зеркало тяжело вздохнуло. Тёмная, гладкая поверхность засветилась мутным сиреневым цветом и окуталась туманной дымкой. Зеркало медленно поднялось, опираясь лишь на металлическую подставку и, направив вверх зеркальную свою сторону, с тихим шелестом принялось медленно вращаться по кругу. В какой-то момент оно вдруг дрогнуло и остановилось. Николенька протянул, было, к нему руки, испугавшись, что Зеркало упадёт со своей шаткой опоры и разобьётся, но Генрих Карлович мягко отвёл его ладони назад, слегка покачав головой.
Зеркало замерло неподвижно, и вот из глубины его показался светлый, золотистый луч, который, постепенно расширяясь, охватывал всё большее пространство, становясь похожим на просторный светящийся коридор. Там, где пролегал его мерцающий свет, все предметы, волшебным образом, становились едва видимы. Стены, дома и деревья приобрели смутное, едва уловимое очертание и прикасаясь к ним, рука не чувствовала привычных ощущений — все предметы будто растворялись под воздействием чудесного луча.
Зато стало видно движение ветра, колебания воздуха от легчайшего дыхания и, как ни странно, получили видимость звуки, облачившись в яркие необычные краски.
Наконец движение золотистого света остановилось — Зеркало нашло, что искало!
На самом конце сверкающего луча, где-то возле смутно угадываемой реки, за мостом, яркий свет упёрся в непрозрачный монолит, который, меняя попеременно все цвета радуги, сам оставался неподвижен.
— Есть! — восторженно прошептал отец Никон, — не забыло Зеркало своей работы! И минуты не прошло, как первая Дверь найдена!
— Как же узнать, что за мир скрывается за этой Дверью? — спросил Дмитрий Степанович, в крайнем удивлении разглядывая открывшуюся перед ним картину.
— Для того в Дверь заглянуть надо, — с сожалением произнёс Генрих Карлович, — а тут нам без Шали не обойтись, ежели конечно, кто из вас даром особым не обладает, как предок ваш Данила Евграфович…
Перегудовы переглянулись, словно спрашивая друг у друга, не сокрыл ли кто из них такие необычные способности? Виктор даже покачал отрицательно головой, доказывая, что уж он-то точно ни в чём подобном не замечен!
— То-то и оно! — вздохнул господин Мюллер, — Потому Данила Евграфович для потомков своих, эти вещи чудесные и приобрёл. Зеркало Сути, как и Скипетр, изготовлены в Монкалина, а Шаль Данила Евграфович привёз из дальнего путешествия, откуда-то из Африки.
— Эко жаль, что Шали-то нет! — расстроилась Дарья Платоновна, — хоть бы глазом одним взглянуть, что за Дверью этой скрывается!
Та же мысль занимала и остальных, но — делать нечего! Генрих Карлович осторожно повернул рычажок в прежнее положение, и сверкающий луч стал медленно угасать. Сузился и потускнел мерцающий коридор, исчезли краски ветра, и вновь потемнела гладкая поверхность Зеркала. Стены вновь встали на свои места, и все предметы приобрели прежнее очертание. Убранство библиотеки, коим так гордился Дмитрий Степанович, показалось вдруг таким серым и скучным, что все невольно вздохнули…
Равнодушно и мерно тикали старинные часы, тускло блестевшие тёмными лакированными боками. За окном жаркий ветер, лениво перебирал яркую листву белоснежной берёзы, спасающую своей густой кроной от летнего зноя всякого случайного прохожего, временами налетал в полураскрытое окно, пытаясь поиграть с золотыми кистями массивных портьер и не находя достаточных сил справиться с тяжёлой тканью бессильно затихал, растворяясь в солнечном летнем дне.
Перегудов, опершись на крепкий подоконник, задумчиво пощипывал уныло опущенные бакенбарды, мрачно двигал седыми бровями, морща широкий, морщинистый лоб и недоверчиво хмыкал, то и дело подозрительно оглядывая притихшую компанию.
Дарья Платоновна, не обращая на насупившегося супруга ровно никакого внимания, уютно откинулась на спинку мягкого кожаного кресла и рассеянно перебирала пухленькими пальчиками, постукивая по блестящей поверхности изящно изогнутого подлокотника, словно наигрывая неслышную мелодию. Лицо её было совершенно непроницаемо и только раз внимательный взгляд Перегудова заметил яркую блеснувшую искорку в глубине голубых глаз Дарьи Платоновны, которые она тотчас устало прикрыла потяжелевшими от времени веками, словно скрывая от окружающих какую-то только ей одной ведомую тайну.
Дмитрий Степанович, привыкший к тому, что его обычно открытая и даже несколько излишне эмоциональная супруга всегда безапелляционно и с удовольствием высказывает своё мнение по любому, даже самому незначительному вопросу был немало поражён её странным молчанием. Он с неудовольствием вглядывался в непроницаемое лицо Дарьи Платоновны в надежде услышать её мнение, (что она-то думает обо всём этом?!) и, не желая признаться даже самому себе, что впервые в жизни растерян и жаждет любой, хоть самой бестолковой подсказки, что же ему-то делать? Что говорить? С чего начать?! Но весь вид Дарьи Платоновны продолжал оставаться безмятежным, а поблёкшие губы безмолвно застыли то ли в ироничной усмешке, а то ли исказились тонкой гримасой лихорадочной мысли.
Перегудов перевёл тяжёлый взор на управляющего и священника и последний тотчас заёрзал, будто ужаленный угрюмым взглядом барина. Вскочил было с дивана, беззвучно шлёпнул губами, яростно топорща неопрятные рыжеватые усы, и не нашедши, что сказать, присел обратно, невозмутимо задирая вверх реденькую бородёнку и принимая независимый и безучастный вид.
Сидевший рядом Генрих Карлович, не замечая всех телодвижений суетливого соседа, продолжал с мягкой мечтательной улыбкой смотреть на волшебное Зеркало, задумчиво проводя белыми, ухоженными пальцами по его блестящей серебристой поверхности. Перегудова неожиданно кольнула в сердце ревностная мысль, что уж больно вольготно его управляющий держит себя со столь бесценными вещами, которые принадлежат по праву наследования только ему, Дмитрию Степановичу и его семье! Но тут же осознание всей тяжести обладания сими необычайными предметами и весьма сомнительными привилегиями, вновь захлестнуло Перегудова с новой силой, и он с тоской подумал, как бы было хорошо, окажись всё это только дурным сном! С невольной дрожью несчастный Дмитрий Степанович посмотрел на своего младшего сына — вот кому может достаться нелёгкая доля управления имением, населённым столь странными и недобрыми существами! Ах, кабы знать!!! Разве привёз бы сюда семью свою?! Да за тыщи вёрст отседова схоронил бы, уберёг…