Казалось бы, такое злополучное происшествие навсегда должно отбить у бедной старушки охоту к приключениям, но не такова была Дарья Платоновна! Отдышавшись и отдохнув, она мудро заключила, что из-за одного неудачного эксперимента не стоит впадать в уныние, но впредь поклялась соблюдать осторожность.
Мысленно вновь представив себе, полумрак библиотеки, она тотчас оказалась там и первым делом отстегнула пояс, не решаясь более проводить опыты с перемещением.
— Хватит, пожалуй, на сегодня, — бормотала она себе в нос, — хорошего-то понемногу! — и с удовольствием вспомнив, как давеча проучила незадачливую прислугу, заключила, — а всё же занятная штучка, поясок-то этот!
Глава 12
Яма
А Дарёнка плакала. Так плакала навзрыд горько и безутешно, что бедный Николенька не знал, что и сказать, как успокоить несчастную девушку.
Да и что тут скажешь, когда стоит рядом отец и грозно хмурит брови.
— Ну, будет, будет, — ворчал Дмитрий Степанович, — сказано ведь — отыщем. Эко вы девицы мокроту любите разводить! Ну, посуди сама — куда мы на ночь-то глядя? Хоть бы знать, где искать! А вот ежели завтра к утру не вернётся, так отрядим людей — поищем! — он угрюмо посмотрел на плачущую девушку, — да я хочешь, сам пойду! Но только не сегодня!
Бедная Дарёнка уныло кивнула в ответ.
Разговор происходил у самого входа в господскую усадьбу.
Генрих Карлович при первых же словах Дарёнки о пропавшем Даниле озабочено глянул на часы и, извинившись, ушёл, обещая быть позже. И вот стоя на высоком крыльце, Дмитрий Степанович и Николенька как могли, успокаивали плачущую девушку. Наконец ретировался раздосадованный Дмитрий Степанович (мало мне забот!) и Николенька остался с Дарёнкой наедине совершенно не представляя, как же ей помочь.
— Дарёнка, — он ласково пожал её безвольно опущенную руку, — отец, верно, говорит, ну куда мы, на ночь-то, глядя, пойдём!
— Нет! — выкрикнула девушка, — вы не понимаете! Да может он кровью истекает, и жить ему осталось не более часа! Как же я ждать до утра буду?! Я сейчас же пойду! Наверху на холме у Ведьминой опушки нынче ночью огонёк от костра виднелся. Может там Данила наш скрывается? Туда пойду!
— А ежели там разбойник? — припугнул её Николай.
— А ежели разбойник, — повторила Дарёна, презрительно сощурив глаза, — так и вам надобно идти, вы здесь земельных угодий хозяин. Но коли вы, с папенькой вашим, боитесь по ночам-то ходить, что ж придётся мне одной!
Взмахнув чёрной косой, она стремительно сбежала по ступеням.
— Постой! — вслед ей бросился Николенька, — а ну стой! — развернув её за плечи, он сердито заговорил, — ты вот что! Самовольством-то не занимайся! Одна она пойдёт, как же! — и, успокоившись, продолжил, задумчиво оглаживая рукой гладкий подбородок.
— Ты возле моста меня жди. Я только домой забегу, соберусь. Только смотри! Нашим никому ни слова — вдвоём пойдём!
Дарёнка обрадовано кивнула головой и, бросившись Николеньке на шею, расцеловала его прямо в губы, после чего оба страшно смутились и опустили глаза.
— Так я пойду? — оробев, спросила девушка.
— Иди! — краснея в ответ, выговорил Николай и оба до поры разошлись в разные стороны.
В столовой большого господского дома вся дружная семья сидела за одним столом — ужинали, не доставало лишь Николеньки и Дарьи Платоновны.
Припоздавший Николенька, извинился и сел на своё обычное место, торопливо заправляя салфетку за ворот платья и принимаясь за еду.
Дмитрий Степанович обвёл домочадцев грозным взглядом:
— Отчего это Дарья Платоновна задерживается? — сурово спросил он.
Все молчали, только Катенька с готовностью предложила:
— Позвольте, папенька я схожу, узнаю? Она давеча на головную боль жаловалась, не захворала ли?
— Сиди! — повелительно пригвоздил её к месту отец, — Авдотью пошлю! Всё без дела сидит день деньской!
Это решение неожиданно развеселило юного Виктора.
— А Авдотья, дедушка, в каморке у себя с нервическим припадком лежит, и пойти не сможет!
— Эт-то ещё, что с прислугою случилось? — насупил брови Дмитрий Степанович.
— А она в обморок упала, когда нашу бабушку увидела, — охотно объяснил внук, — та из библиотеки выходила, а за нею вода ручьём, как от утопленницы и вокруг шеи лилии водяные висят, я признаться и сам струхнул, как увидал! А уж Авдотья-то и вовсе напугалась! Она и давеча была не в себе, всё по комнатам бегала, как угорелая, бабушка её битый час дозваться не могла!
— Что ты несёшь-то, неслух! — недовольно проворчала Дарья Платоновна, заходя в комнату и услышав последние слова внука.
Она не больно шлёпнула разболтавшегося мальчика ладошкой по затылку и величаво уселась напротив супруга.
— Что это с вами, матушка приключилось нынче, — поинтересовался супруг, — что бессовестная Авдотья, ровно барышня-институтка при виде вас в обморок падает?
— Ох, не знаю, отец мой! — озабоченно пропела Дарья Платоновна, пряча лукавую усмешку, — верно воздух деревенский так на беднягу действует, непривычная она, вы уж не обессудьте, полежит немного, да оклемается!
Дмитрий Степанович недоверчиво приподнял брови, но допрашивать более не стал.
После ужина Николенька украдкой прошёл в чулан и взял оттуда дорожную котомку. В неё положил спички, нож, длинную, крепкую верёвку, свечи и большой ломоть чёрного хлеба. Ещё он прихватил с собой фонарь. Он был большой и громоздкий потому в котомку не влезал, пришлось нести его в руках. Подумав, Николай накинул на себя сверху длинный плащ из плотной непромокаемой ткани, и сборы были завершены.
Дождавшись, когда утомлённые долгим днём домочадцы разойдутся по своим комнатам, Николенька украдкой вышел из дома и заспешил в сторону моста.
Моросил лёгкий нудный дождь. Ни одна звезда не просвечивала в небе из-за плотной облачной завесы. Темень стояла такая, что не разглядеть было пальцев на вытянутой руке. Проклиная свою мягкотелость и Дарёнкино упрямство, Николай уныло шагал к мосту, временами выбирая дорогу только на ощупь. Он очень быстро вымок, и поднявшийся холодный ветер продувал его насквозь. Николенька порадовался, что догадался надеть плащ, он хоть и немного помогал от промозглой сырости, но без плаща Николеньке пришлось бы совсем худо.
Не доходя до моста, Николай приметил две светящиеся точки, словно глаза дикой кошки. Сверкающие огоньки приходились почти на один уровень с Николенькиными плечами, и он невольно вздрогнул, гадая, что за зверь поджидает его в ночи!
— Это я! — раздался тоненький голосок.
Николенька расслабленно вздохнул, признав голос Дарёнки. Подойдя ближе, он разглядел свою спутницу, закутанную в широкий тёмный платок.
— Ну! — сурово вымолвил Николай, — сказывай, куда пойдём?
В душе он надеялся, что девушка отложит поиски из-за непогоды, и они вернутся под тёплый домашний кров, но этого не случилось.
— К Ведьминой опушке нам нужно, — едва различимо в темноте махнула рукой девушка, — между опушкою и Ямой нынче опять огонёк светился, подкрадёмся потихоньку и поглядим, кто там костры жжёт.
Всякая надежда, что поход будет отложен, пропала, и Николенька покорно зашагал, поддерживая свою спутницу по скользкой дорожке.
В полной темноте они ступили на мост. Его сильно раскачивало под напором резкого холодного ветра, и Николенька ухватился рукой за перила. Вокруг не было видно ни зги, только шаткая опора под ногами, вой ледяного ветра и глухой рокот невидимой реки далеко внизу.
Наконец они миновали неуютное место и ступили в густой лес.
На этой стороне реки росли одни сосны. Высокие гладкие стволы уходили далеко в небо и на самой вышине плотно переплетались густыми вечнозелёными иглами. В лесу не чувствовался ветер и дождь не донимал мелкой занудливой моросью. Вот только темнота стояла пуще прежнего.
Николенька решительно достал из-за плеча громоздкий фонарь и принялся его разжигать, пытаясь высечь огонь отсыревшими спичками.
— Не надо бы нам огня, — осуждающе заметила Дарёнка, — слишком приметны мы станем в лесу!