Девушка молча наблюдала за ним, сурово сдвинув тонкие брови, а как только напиток закончился, она подняла на Николеньку горящие глаза и дрожащим голосом гневно произнесла:
— Стыдно вам, барин, словами-то играть! Чай, ведь я вам не ровня!
— А я не играю, — виновато пожал плечами Николенька, — я Дарёнка, то, что на сердце говорю. Ты можешь всё, что хочешь про меня думать, но я тебе одно скажу — ежели тебе понадобиться помощь моя, хоть ночью, хоть днём, я всегда буду рядом и всегда тебе опорой буду, только позови…
Девушка с громким треском разломила большую суковатую палку и кинула обе половинки в костёр.
— Пойду валежника наберу, — быстро проговорила она и тут же исчезла меж деревьев.
Николенька на некоторое время остался один и, щуря глаза, вглядывался в изменчивый и неповторимый огненный танец.
Послышались тихие шаги и в круге, освещённом огнём, показалась Дарёнка. Руки её были пусты.
— Что же валежник? — потирая ушибленное колено, спросил Николай.
— Не нужен нам валежник, — тихо проговорила девушка, — сейчас костёр догорит, мы с тобой домой пойдём, в деревню. Куда ты с больной-то ногой! Не дойдёшь…
— Ты напрасно так думаешь! — запротестовал Николай, — твоё снадобье подействовало совершенно чудесным образом, и я вполне способен двигаться!
— Нет! — почти выкрикнула девушка, — говорю же — не надо!
Николай примирительно поднял руки, соглашаясь (сказать по чести ему вовсе не хотелось продолжать путешествие по сырому, мрачному лесу) и в тот же миг почувствовал, как холодная, тяжёлая ладонь крепко сжала его плечо.
— Не хорошо, девонька, уговор нарушать, — раздался сзади вкрадчивый, насмешливый голос, — за эдакое дело и головой поплатиться можно!
Дарёнка сидела, сжавшись в маленький беззащитный комочек, крепко закусив губы и не поворачивая головы.
Не успевший удивиться Николенька пытался разглядеть неизвестного пришельца, но тут же получил ощутимый толчок в голову, и костлявая рука сжала его плечо ещё сильнее. Николай хотел было закричать и оторвать от себя эту омерзительную липкую ладонь, но вдруг с ужасом почувствовал, что губы не повинуются ему. Более того, всё его тело будто одеревенело, и он продолжал сидеть неподвижным истуканом не понимая, что происходит.
Ледяная рука, наконец, оставила его плечо и из-за спины Николеньки в круг, освещённый огнём, вышло существо странного вида и неопределенного пола. Оно было одето в весьма разнообразные и живописные лохмотья. Наличие огромного количества надетых одна на другую юбок разной длины, позволяло предположить, что существо является женщиной, но выглядывающие из-под юбок штаны с широкими красными лампасами, явно были от жандармского мундира и заставляли сомневаться в принадлежности существа к прекрасному полу. Лицо же, сморщенное и старческое с маленькими впавшими глазками и огромным крючковатым носом, могло с равным успехом принадлежать как мужчине, так и женщине.
— Ну! — существо ткнуло в Дарёнкину сторону смуглым, отродясь не мытым пальцем, — сказывай, отчего к Яме его не привела, как велено было?
— Ногу он зашиб, — неохотно отвечала Дарёнка, по-прежнему не поднимая головы, — идти не может.
— Врёшь! — с удовольствием произнесло мерзкое создание, наклоняясь к Николеньке и пристально глядя ему в глаза, — слыхала я давеча разговор-то ваш! И чего ради ты дура-девка голову-то потеряла? Аль забыла Машку мою, как увёз её такой же разговорчивый, натешился, да и бросил?
Дарёнка, наконец, подняла голову, в глазах её отражалось смятение.
— Бабушка Агафья, — попросила она (от этого имени Николенька внутренне дрогнул. Внешне, к сожалению, он по-прежнему не мог шевельнуть даже пальцем), — бабушка Агафья, — повторила Дарёнка, — ты уговор обещала исполнить, коли я тебе барина молодого приведу, так я хочу…
— Что ты девонька хочешь, о том я и без тебя знаю! — жёстко оборвала её старуха, — да сдаётся мне, что не проследи я за вами, так ты бы его назад увела! Придётся тебе исполненье желанья-то своего по-новому зарабатывать.
— Что же я должна сделать? — тихо спросила бедная девушка.
— Мальчишку приведёшь сюда! Коли он раз проболтался, так и другой верно не смолчит!
— Володю?! — Дарёнка умоляюще прижала руки к груди, — но как же я смогу?! Он же всегда с матерью, с няней!
— А ты смоги! — гневно оборвала её старуха.
Она плюнула себе на ладонь, потёрла ею правое плечо и, забормотав неразборчиво, поковыляла прочь.
К своему ужасу Николенька почувствовал, что встаёт и идёт за ней, не в силах отступить в сторону ни шага. Когда он проходил мимо Дарёнки, девушка равнодушно смотрела мимо, погружённая в свои одной ей ведомые мысли, а затем и вовсе отвернувшись, легко шагнула меж деревьев и исчезла в темноте.
Николенька шагал следом за ужасной старухой, не разбирая дороги и не имея ни малейшей возможности оглядеться. Несколько раз он словно слепой котёнок натыкался прямо на дерево, и больно ударившись, обходил его стороной и шёл всё дальше в черноту негостеприимного леса.
Вскоре, вслед за колдуньей Николай вышел на широкую поляну, посреди которой стоял добротный деревянный дом, не имевший ни единого окна. В отличие от лесной чащи на поляне было довольно светло. Дождь давно прекратился, и где-то далеко за горизонтом небо посветлело, предвещая скорый рассвет.
Старуха подошла к двери, ведущей в дом и, толкнув её, внутрь позвала хриплым, каркающим голосом:
— Марья, здесь ли ты?
— Здесь! — молодо и звонко ответили из черноты таинственного дома.
Непослушные ноги Николеньки завели его внутрь, и он стал истуканом не в силах шевельнуться и заговорить.
Видно было, что в доме этом никогда не жили люди, да и строился он вовсе не для жилья. Сколоченный из широких сосновых брёвен, с крышей покрытой залежалой прелой соломой, странный дом запирался только снаружи, толстой навесной балкой. Посреди единственной комнаты возвышался колодец, выложенный позеленевшим от времени кирпичом и покрытым тяжёлой, неподъёмной с виду крышкой. На земляном утоптанном полу странно было видеть тяжёлый медный подсвечник с тремя ярко горевшими свечами.
Верхом на крышке восседала молодая женщина с распущенными угольно-чёрными волосами.
— Вот, Марьюшка, — удовлетворённо молвила старуха, тыча неподвижного Николеньку в спину, — привела я тебе недруга твоего!
Темноволосая женщина, приподняв голову, с любопытством разглядывала Николеньку.
— Чего он, бабушка, столбом-то стоит? — наконец произнесла она, — ты бы отморозила его.
Старуха с готовностью плюнула на грязную ладонь, вновь произнесла неразборчивое заклинание, и Николенька тотчас почувствовал, что вновь способен управлять своим телом. Вместе с тем Николенька ощутил такую боль во всех суставах, что вынужден был присесть, прислонившись к неровной стене, иначе он вряд ли удержался бы на ногах.
Женщина, которую старуха звала Марьей, насмешливо смотрела на него сверху вниз.
— Что, барин, али утомился? Так теперь тебе долго здесь сидеть придётся, чай отдохнёшь!
— Послушайте, — хрипло проговорили Николай одеревеневшими губами, — что я вам сделал? Отчего вы привели меня сюда?
— Да пока ещё ничего не сделал, спокойно отвечала Марья, не сводя с него тёмных глаз, — но сделать можешь. Аль ты думаешь, не видела я, как ты с мальчишкой в церкви разговаривал? Ведь предупреждала мальца — молчи! Нет — не послушался! Что ж, пеняйте теперь на себя!
— Значит это правда? — поднял голову Николенька, — правда, что Володя рассказывал, про Двери и про то, как ты его в воду кинула?
— Правда, — не стала отрицать Марья, — да вот только лезть вам в это дело не надо было! Вот и нажили беды!
— Но скажи, кто же мог открыть двери? Кто?!
— Эх, паря! Не для того привели тебя сюда, чтобы на вопросы твои отвечать!
Марья рассмеялась и прыгнула с колодца, потягиваясь всем телом.
— Да ты не пугайся! Посидишь здесь, поскучаешь, а после к отцу-матери вернёшься, как всё кончится!
— Что кончится? — не понял Николенька.
Марья стояла напротив него, заложив руки за спину, и молчала, будто не слышала вопроса.