Раньше такие вечерние посиделки перед телевизором были для них вполне обычным делом в перерывах между турами. Они оба отключали сотовые и прятались дома. Правда, кино смотрел в основном Хиде, Йошики почти всегда засыпал задолго до конца фильма, пригревшись на коленях возлюбленного, усталость обычно брала своё. И уже сквозь сон он слышал смех Хиде или его тихое ворчание, когда на экране происходило что-то не сильно приятное. В такие моменты пианисту казалось, что весь мир вокруг разом затаил дыхание, и в нём не осталось никого, кроме него и Хиде. И это спокойствие и ощущение тепла и ласки, пожалуй, нравились ему куда сильнее, чем привычный вроде бы бесконечный шум и гул на концертах.
И сейчас эти ощущения, уже подзабытые, казалось, заиграли новыми красками. На вопрос Хиде, какой фильм поставить, Йошики улыбнулся и ответил «любой». И теперь тихонько дремал у него на плече под «Бегущего по лезвию», время от времени приоткрывая глаза и наблюдая за приключениями Рика Декарда. А Хиде мельком разглядывал его забинтованную руку и поглаживал её пальцами. Улыбаясь, подносил к губам очередной кусочек пиццы и смеялся, когда Йошики тянулся вперёд и хватался зубами за кусок теста.
Сам Хиде казался расслабленным и довольным, никаких следов мучительных раздумий на его лице не проглядывалось. И Йошики, наблюдая за ним краем глаза, осознавал — нет, версия его самоубийства исчерпана, не мог Хиде на него решиться, у него нет мотивов и настроение явно не то. Значит, всё-таки случайность, а песня была просто способом выместить всю злость на задевшего его Йошики.
Ещё одно звено с громким треском сломалось, отказавшись вставать в воображаемую цепь. Но тогда что остаётся?
Мягкие влажные губы возлюбленного нашли его рот, и Йошики, слегка приподняв голову, чтобы было удобней отвечать на поцелуй, опустил ресницы и зарылся пальцами в растрёпанные малиновые волосы.
Завтра вечером — самолёт в Токио, а спустя пару недель — конец. И опять всё с самого начала. Но сейчас Хиде жив и рядом. Разве может быть что-то важнее?
***
Йошики сломался. Окончательно и бесповоротно. Снова, пошатнувшись, упал в эту пропасть и в итоге наконец разбился в ней.
Кажется, он впервые плакал на похоронах. Чувствовал вытекающие из-под чёрных очков, за которыми он пытался от всех спрятаться, слёзы. Пианисту было по-настоящему плохо, немая истерика буквально душила; Йошики тихо всхлипывал, висел на руках бережно придерживающего его Тоши и в итоге не смог даже заставить себя подойти к гробу, чтобы в последний раз прикоснуться к мёртвому возлюбленному. Зачем? Йошики и так держал его на руках, обнаружив повешенным. С непонятно откуда взявшейся в руках силищей разрывал проклятое полотенце, приподнимал, встряхивал, безумно надеясь — а вдруг жив, вдруг наконец пронесло? Но нет, Хиде не просыпался. И прорезавший его шею след от удавки давал в очередной раз понять, что Йошики не может ничего изменить. Что петля гораздо сильнее, чем он.
Всё виделось как-то смутно, люди превратились в толпу безликих теней, а окружение стало каким-то серым и пустым. Одно только Йошики помнил — он сидит на полу в квартире Хиде и, рыдая, прижимает к себе ярко-жёлтую в мелких алых сердечках гитару.
Тоши привычно запихивал в него успокоительное и воду. Гладил, тормошил, уговаривал, пытался заставить прийти в себя. Опять попробовал надавить на больное словами:
— Вот Хиде бы не понравилось, что ты с собой такое творишь. Он сейчас…
— …смотрит на нас вон оттуда, — вяло перебил его Йошики и, приподняв больную руку, указал куда-то на окно, — и места себе не находит. Знаю, только я в это не верю. Ненавижу призраков.
Тоши изумлённо вскинул брови и кашлянул, а Йошики криво улыбнулся самым краем рта и согнулся, свешивая плетьми руки между колен. Дёрнулся, когда друг присел рядом на диван и обнял его за плечи.
— Не старайся, Тоши… Ты же знаешь, я без него не могу. Да и не хочу.
— Никаких мыслей о суициде, понял? — Тоши слегка поджал губы и потянул его за волосы, заставляя приподнять голову. — Если мне придётся ещё и тебя хоронить, обещаю, за волосы с того света вытащу и сам убью.
— Как эгоистично…
Йошики угрюмо уткнулся носом ему в плечо, вдыхая знакомый, почти родной аромат одеколона.
— А самоубийство, по-твоему, не эгоистично? — сердито отозвался Тоши и опустил на него глаза.
— Эгоистично. Даже очень… Я всегда осуждал подобное.
Йошики горько усмехнулся. Он ведь и вправду всегда резко отрицательно относился к самоубийцам, приговаривая, что это отвратительно хотя бы из-за того, что они убивают себя, не думая, что почувствуют друзья, родные — те, кто любит их. И до чего же свела его с ума любовь к Хиде, что заставила отказаться от собственных принципов?
— Ну вот и не думай тогда об этом. Я понимаю, что ты чувствуешь, — Тоши поцеловал его в макушку, — понимаю, правда… Но это не повод давать Хиде утянуть тебя за собой в могилу. Вот ведь… Даже и не верится, что ты когда-то на полном серьёзе сказал, что он тебе не нужен.
Йошики замер. Его как мощным разрядом тока ударило.
— Что?.. — растерянно спросил он и поднял на друга взгляд.
Тоши фыркнул:
— Что, уже забыл, как после финального концерта на нём сорвался? Мне показалось, что Хиде тогда очень на тебя разозлился.
— Это-то я как раз прекрасно помню. Да, Хиде тогда разозлился, но мы уже давно помирились… — Йошики слегка наморщил лоб. — И если честно, сама ссора как в тумане, я помню, что я его по щеке ударил и, кажется, накричал, но вот что кричал — не вспомню, хоть убей…
Тоши скривился.
— Ты ему кричал, что если он готов так легко отказаться от всего, то какой из него, к хренам, музыкант. Что ты в нём разочаровался и что раз он хочет всё бросить, то пусть катится, тебе такой слабак не нужен.
Йошики нервно сглотнул и отстранился от друга. Кровь, казалось, в секунду закипела под кожей и обжигающей волной прилила к лицу.
— Я такое сказал?..
— Ага. Слушать противно было. Понятно, что все были на взводе, но ты самого себя превзошёл. Если честно, — Тоши фыркнул, — я бы на месте Хиде тебе врезал. С размаха так. Я даже удивляюсь, что он в итоге тебя простил. Тебе повезло, что он был абсолютно не злопамятный и очень тебя любил. С Тайджи у тебя такой номер бы не прошёл, он бы тебя так отделал, что ты бы потом месяц раны зализывал.
— Это ещё вопрос, кто кого бы отделал, я тоже драться умею, — машинально отозвался Йошики. В ушах у него зазвенело, перед глазами затряслась красная сетка. Вся картина произошедшей трагедии и воображаемая цепь событий развернулись перед взглядом, и Йошики ужаснулся.
Так вот в чём всё дело, вот что запустило петлю. Йошики перебрал всё нехорошее, что мог вспомнить, углубился в свои воспоминания… Но до ссоры после лайва просто не дошёл. И он и вправду тогда был буквально вне себя и потом не мог даже вспомнить, что кричал. Вспыльчивому Йошики были свойственны такие припадки бешеной ярости, в которых он орал окружающим совершенно ужасные вещи, а потом, придя в себя, начинал мучиться угрызениями совести. Стресс из-за распада на концерте достиг максимального уровня, нытьё Хиде подлило масла в огонь, и Йошики потерял голову — он наорал на Хиде, обозвал его слабым из-за желания всё бросить и сказал, что он не нужен ни в качестве музыканта, ни самому Йошики… Наорал и забыл, а добрая судьба по-своему поняла его вопли и принялась их исполнять, да ещё и наказала его за них, заставила переживать этот кошмар раз за разом. Поэтому Хиде всё время погибал, поэтому Йошики не мог его спасти, как бы ни старался — не нужен. Вот и всё.
«Господи, неужели всё так просто?..»
— Ты прав, Тоши. Хиде следовало меня избить за такое, — мрачно протянул Йошики наконец и медленно встал, — и не подпускать больше к себе никогда… Спасибо. Теперь я понял…
Тоши ухватил его за забинтованную руку.
— Йо, ты что задумал? — дрожащим голосом спросил он.