Вот и сейчас Йошики провалился в эту тёмную топь. Только барахтаться у него не было никаких сил и желания. Наоборот, так хотелось утонуть, чтобы все ощущения наконец исчезли. Но почему-то этого так и не произошло; Йошики опять показалось, что он падает, и это неприятное чувство буквально вытолкнуло его из сна. И он резко распахнул воспалённые глаза, с шумом вбирая в себя воздух и глядя в потолок.
Где это он? По-прежнему в своей квартире в Токио, и снотворные не подействовали, лишь оглушив его на какое-то время и не убив? Нет, такого просто не может быть… Йошики с кряхтением приподнялся на локтях, сонно моргая и оглядываясь по сторонам.
Просторная светлая спальня, белая мебель, хорошо различимая в розоватых предрассветных сумерках, большое панорамное окно, за которым шумят листвой деревья и проглядывается светлеющее небо с ярко-малиновыми, подсвеченными солнцем, облаками. Нет, это точно не Токио. Он дома, в Лос-Анджелесе, лежит в одиночестве в собственной постели, старательно укутанный кем-то в одеяло.
«Но… Какого хрена, как я здесь оказался? Я что, всё ещё сплю?»
Йошики с силой ущипнул себя за руку и тут же ойкнул от боли и сжал зубы; у него очень нежная кожа, и синяк начал наливаться мгновенно, угрожающе серея на глазах. Что произошло? Йошики слишком крепко заснул, и ему приснился затяжной кошмар? Но ведь всё выглядело таким реальным…
— Хиде?
Осознав, что вообще ничего не понимает, Йошики негромко, почти беспомощно произнёс имя. Никакой реакции на зов не последовало, никто ему не ответил. Пришлось вставать с постели и медленно идти в коридор, к лестнице.
— Хиде, Хиде, Хиде…
Маленький холл второго этажа был пуст, как и кухня, в музыкальной зале тоже никого не обнаружилось, пустовала и просторная гостиная, залитая розовым светом. Йошики медленно опустился на диван, утопая в мягких подушках, обхватил себя за обнажённое плечо и стал нервно кусать губы. Если ему и вправду всего лишь приснился ужасный сон, то куда же подевался Хиде? Почему он не откликается, почему его нет рядом, когда он так нужен?
Пианист сжался в комочек, подтягивая к груди колени, и тихо хлюпнул носом. Несмотря на относительно тёплую весну, по ночам и ранним утром всё ещё было прохладно, и сидеть здесь в одних только пижамных брюках оказалось неприятно, плечи и руки сразу же заледенели. Надо было вернуться в спальню и поскорее забраться под тёплое одеяло, Йошики был склонен к простуде, а только её сейчас не хватало для полного счастья. Но у Йошики словно разом пропали все силы, он не мог заставить себя даже подняться.
— Хиде! — почти из последних сил выкрикнул он и зажмурился. К глазам против воли подступали злые слёзы, они мелкими горячими крупинками скатывались по замёрзшим щекам к пересохшим губам. На Йошики опять накатило это мерзкое ощущение внутренней пустоты, словно какую-то маленькую, но очень важную частичку его самого просто-напросто вырвали и выбросили непонятно куда, и чем заполнить образовавшийся пробел — непонятно. Йошики всегда был очень чувствительным, даже чересчур, он всё пропускал через себя, как фильтр, и сейчас его эмоциональная натура уже просто не выдерживала этих пыток.
Где-то вдалеке хлопнула раздвижная дверь. Йошики дёрнулся, как от удара током, и поднял голову, прислушиваясь. До ушей донеслись лёгкие, почти невесомые шаги; они становились всё отчётливей, и спустя минуту на пороге гостиной появился Хиде, с растрёпанными ветром малиновыми волосами, в своей любимой мягкой жёлтой пижаме. В руках он крутил сигаретную пачку.
— Йо, — увидев, что пианист сидит на диване и ёжится от холода, Хиде удивлённо вскинул брови, — ты чего проснулся? Ещё рано…
Йошики отчаянно зажмурился и спустя секунду снова резко распахнул веки. Он испугался, что у него от переживаний уже начались видения, и Хиде сейчас пропадёт, растает в воздухе, как дым от сигареты. Но Хиде не исчез, он так и стоял, недоуменно хлопая глазами.
Судорожные рыдания подкатили к горлу с новой силой. Йошики бессильно всхлипнул и уткнулся лицом в колени. Он слышал, как Хиде подошёл ближе и присел рядом с ним. Вздрогнул, когда тонкие пальцы, покрытые шрамами от струн, дотронулись до плеча.
— Эй, — уже тревожно пробормотал Хиде, наклоняясь и пытаясь заглянуть ему в лицо, — ты чего, плачешь что ли?
Мягкие руки обняли дрожащего пианиста, прижимая к груди; Йошики, как слепой щенок, уткнулся носом куда-то ему в шею, громко всхлипывая. Не глюк, точно не глюк. Это Хиде, любимый, ласковый и нежный. Тёплый, живой. Пахнет, как обычно, сигаретами, лёгким, едва уловимым парфюмом и чуть-чуть шампунем от влажных волос, так успокаивающе, привычно… Но отчего-то в груди заныло ещё сильнее.
— Йо, что случилось? — Хиде принялся гладить его по растрёпанным волосам, убирая спутанные пряди с лица и пропуская их сквозь пальцы. Наклонившись, поцеловал в макушку. — Кто обидел мою принцессу?
Он явно нарочно сделал акцент на последнем слове, знал ведь, как Йошики злится, когда его называют принцессой, и пытался привести таким образом в чувство. Но Йошики было не до этого. Он с шумом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, стараясь успокоиться. Пошевелившись, он несмело обнял гитариста в ответ, чтобы убедиться, что Хиде настоящий и его никто не отнимет.
— Мне такой ужасный сон приснился, — чуть слышно прошептал Йошики наконец и нервно сглотнул. — А потом я проснулся, увидел, что тебя нет…
Голос предательски дрогнул, Йошики шмыгнул носом и вжался щекой в его шею.
— Ну всё, всё, успокойся… — Хиде сильнее прижал его к себе и зарылся в волосы носом. — Это всего лишь плохой сон, кошмар. Я здесь, с тобой.
Его тихий голос успокаивал, даже убаюкивал как-то; но Йошики всё равно продолжал нервно дрожать и кусать без того израненные губы.
— Куда ты уходил, Хиде?
— Покурить, — растерянно пояснил Хиде и указал взглядом на небрежно брошенную на журнальный столик яркую пачку. — Ты же бесишься каждый раз, когда я закуриваю в доме, вот я и ушёл на террасу.
Йошики прикусил губу. Хиде всегда дымил как паровоз, вид его без сигареты был довольно редким явлением. Ничего удивительного в том, что он проснулся на рассвете и ушёл курить в сад, пожалуй, не было. Йошики и сам курил, но застоявшийся запах сигарет терпеть не мог, поэтому никогда не вытаскивал их в доме и Хиде запретил это делать. Тот, впрочем, не возражал — только, как обычно, кивал и улыбался.
— Вот как… — собственный голос прозвучал устало и измученно, Йошики закрыл глаза, привалился головой к его плечу и всхлипнул.
— Йо, ну ты даёшь. Меня не было от силы десять минут. А ты уже успел себе нафантазировать чёрт знает чего и решить, что я тебя покинул навсегда? — Хиде приложился губами к его виску и тихо засмеялся. — Если я вздумаю от тебя свалить, молча я этого не сделаю, выскажу тебе сначала всё, что накипело. Мне есть что тебе припомнить, можешь быть уверен. А вот твоё воображение нас обоих угробит когда-нибудь.
Гитарист беззлобно посмеивался, зарываясь пальцами в его русые волосы, а у Йошики перед глазами проскакивали фотографии из полицейских отчётов, на которых задушенный Хиде безучастно лежал возле двери с полотенцем на шее. И от этого по спине бежал неприятный холодок, становилось до безумия страшно. Неужели самый обычный ночной кошмар может быть настолько подробным?
— Ты прав, Хиде, — Йошики наконец слабо улыбнулся и потёрся носом о плечо. — Я слишком много фантазирую иногда… Сам себе на нервы действую.
— Даже интересно, что это за сон такой тебе приснился, что тебя аж трясёт всего. Поделишься? — Хиде слегка прищурил глаза и наклонился к нему. — Можешь мне на ушко шепнуть, я никому не расскажу, честно-честно.
Йошики слегка пошевелил головой, глядя на его лицо. Протянув неуверенно руку, погладил по щеке самыми кончиками пальцев, вздрогнул от того, насколько холодной показалась его кожа. Может, и вправду рассказать ему? Хиде бы его понял, точно понял, не стал бы смеяться и говорить, какие это глупости… Но Йошики сейчас не готов был переживать этот ужас ещё раз. Даже на одних только словах.