— Кофе не предлагаю, вряд ли ты его сейчас захочешь, — равнодушно сказал Хиде, — могу баночку пива принести, хочешь?
Йошики улыбнулся.
— Спасибо, но я за рулём.
— А…Точно. Я забыл, — Хиде откинулся на спинку дивана и тяжело вздохнул. — Действительно, пьяные принцессы за рулём — это опасненько… Ну, что ты хотел сказать?
За прошедший день Йошики, как ему самому казалось, в деталях продумал всю свою пламенную речь. Но сейчас, стоило ему лишь увидеть такого раздражённого Хиде, все заготовленные слова попросту вылетели из головы. Тем более что гитарист продолжал настойчиво сверлить его злым взглядом, и от этого становилось совсем уж не по себе. Такой Хиде жутко пугал Йошики.
— Мне очень жаль, что так получилось, — чуть подрагивающим голосом проговорил Йошики наконец. Захотелось сморщиться, ну что за идиотская безликая фраза первой пришла в голову. — Я не хотел сделать тебе больно, Хиде, правда… Знаешь, я уже на следующий день осознал, что натворил, и…
— И ни разу не позвонил мне с тех самых пор? Очень смешно, — Хиде фыркнул и скривил губы. — Йо, лучше не ври, у тебя это всегда хреново получалось. Тебе просто было наплевать, вот и всё.
— Я хотел позвонить, и не один раз. Но боялся.
— Чего? — язвительно спросил Хиде, ероша рукой без того встрёпанные волосы. — Что я тебя загрызу через трубку?
— Что заорёшь и пошлёшь куда подальше, — тихо ответил Йошики. — Это для меня было бы гораздо хуже.
Хиде мучительно застонал и прикрыл глаза согнутой рукой.
— Боже, как же у тебя всё сложно… Да позвони ты мне через пару недель после распада и попроси прощения — я бы всё тебе спустил, легко! А вот сейчас знаешь — не хочется. Вообще. И ты этими идиотскими отговорками только усугубляешь всё. Повторяю, лучше просто скажи честно: «мне было плевать».
— Да нет же! — взвился Йошики.
— …Вот и мне теперь плевать. У меня было время хорошенько так подумать надо всем этим, — жёстко продолжал, не слушая его, Хиде, — и над нашими отношениями в том числе. Знаешь, в чём твоя проблема? Ты и вправду эгоист, Йо. Законченный. Корчишь из себя такого нежного и внимательного, а на деле вообще не считаешься с чувствами других. И даже если ты сейчас говоришь правду, что ты собирался мне позвонить, но боялся, всё равно это не более чем твоё обычное желание спрятать голову в песок. Я только удивляюсь, как я не замечал этого раньше, следовало это понять ещё во время ситуации с Тайджи.
Он буквально выплюнул эту фразу, потянулся за валявшейся на журнальном столике сигаретной пачкой и, выудив палочку с табаком, принялся раздражённо щёлкать зажигалкой.
— Ты понятия не имеешь, что было у меня с Тайджи, — зашипел Йошики, задетый за живое, — я сделал то, что должен был сделать.
— Нет, ты сделал то, что хотел сделать, — зло процедил Хиде, выпуская дым. — Прикрываешься словами о благе группы, а на деле Тайджи тебя просто извёл своей ревностью, и ты не упустил случая от него избавиться.
— Он сам хотел уйти, ясно? И говорил это не один раз при всех, — окончательно обозлился Йошики. — И при чём тут вообще это?
— При том, Йо, что всё повторилось. Слушай, ты ведь меня знаешь, я не злопамятный, и мне, в принципе, нетрудно простить человека, если он искренне раскаивается. Говорю же, позвони ты мне сразу — может, я бы и сказал тебе парочку ласковых слов, но орать матом бы не стал и всё равно в итоге бы простил. Но ты молчал столько времени и даже ни разу не попытался со мной поговорить, отсюда вывод — ты считал, что всё в порядке, и тебе было на меня наплевать. Обычный твой эгоизм, ты всегда делаешь то, что выгодно лично тебе, прёшь вперёд, и тебе всё равно, что чувствуют при этом другие. А если дело касается работы, ты не забываешь при этом прикрываться словами «я делаю всё во благо группы», — Хиде презрительно скривил губы. — Это-то и бесит больше всего.
Йошики только глазами хлопал. Куда подевался его нежный Хиде, который всегда смотрел на лидера снизу вверх и ни разу за всё их знакомство не повысил на него голоса? Сейчас перед ним сидел не робкий смущённый парнишка с малиновыми волосами, а взрослый, жёсткий мужчина, абсолютно уверенный в себе и своих словах.
— Если бы мне было на всех плевать, я бы планы о создании группы забросил ещё на начальных стадиях, прямо там же, где они ко мне и пришли, в больнице, когда я лежал там с нервным срывом из-за самоубийства отца, — Йошики опять зашипел, Хиде осёкся и уставился на него злыми глазами. — Я бы не гробил последнее здоровье и силы на вот это всё, не пытался бы собрать сплочённый коллектив, который можно было бы называть второй семьёй, я спокойно занимался бы только классической музыкой, как хотела моя мама. Хочешь ли знать, Хиде, если бы я не наплевал в своё время на слова Тайджи, тебя вообще бы с нами не было, он был против того, чтобы я тебя взял, отговаривал меня. Но я его не послушал, да, не посчитался с его чувствами, какой кошмар. Это тоже, по-твоему, был только мой эгоизм? А я таких случаев много могу припомнить, очень много, потому что я, в отличие от тебя, злопамятный и никогда не забываю подобных вещей!
Злые слёзы наплывали на глаза, скатывались по щекам, но Йошики не обращал на них никакого внимания.
— Не хочешь — не верь, но я и вправду не звонил тебе только потому, что боялся, что ты меня пошлёшь. Ты имел на это полное право после того, что я тебе наговорил. Я… Я боялся, что окончательно потеряю тебя вот так, — и пианист съёжился, тихо всхлипывая.
Хиде равнодушно повёл плечами и уставился куда-то перед собой, продолжая пускать клубы крепкого дыма, от которого уже начинали слезиться глаза.
— Всё, что я кричал тогда, — Йошики почти захлёбывался, — все эти ужасы, что я тебе наговорил, что ты слабый, что ты не нужен ни мне, ни в качестве музыканта… Я вовсе так не думал, Хиде, клянусь, я не пытался нарочно сделать тебе больно! Никогда я не считал тебя слабым, даже наоборот, думаю, что ты сильнее меня, не говоря уж о том, что гораздо умнее и хладнокровнее, ты ведь не сломался, несмотря ни на что. А уж как музыкант ты и вовсе недосягаем, ни для меня, ни для кого-то ещё… Второго такого, как ты, просто не может быть.
Йошики продолжал отчаянно цепляться за остатки своего спокойствия, которое таяло по секундам, как сахар в горячем чае, но ничего уже не мог с собой толком поделать. Петли, бесконечные погружения в воспоминания и переживание смерти Хиде и своей собственной окончательно расшатали его без того не особо крепкую нервную систему, он больше не был способен хладнокровно оценивать происходящее. Он знал, что будет тяжело. Но не представлял, что настолько. И сейчас нервы оказались натянуты до такой степени, что Йошики чувствовал подступающие к горлу судорожные рыдания, всхлипывал, опустив голову и не желая поднимать глаза на Хиде. От этой злости становилось так холодно и жутко…
— Ты нужен, Хиде, — последнее, самое главное, севшим голосом, хрипло, но со всей уверенностью, — нужен мне, нужен своим поклонникам, нужен всему миру, чтобы перевернуть его к хренам собачьим своей музыкой, как ты и мечтал! А я разочаровался вовсе не в тебе, а в самом себе!
Йошики показалось, что он буквально слышит, как замедляются и затихают уже порядком замучившие его воображаемые часы, отсчитывающие минуты до кошмара. Должно сработать, должно. Иначе он уже точно не знает, что с этим делать, и можно прямо сейчас ехать домой и резать вены, чтобы не мучиться больше.
Хиде молчал. Наклонившись, он затушил сигарету в пепельнице; Йошики испуганно дёрнулся, вдруг почувствовав, что его обнимают и прижимают вплотную к тёплому телу. А над ухом слышалось учащённое дыхание. Похоже, у Хиде тоже последние предохранители всё-таки сгорели. Как бы ни злился, а вида плачущего Йошики так и не переносит. Хотя, если бы Йошики сразу пустил слезу, Хиде явно бы это только разозлило.
Хиде довольно грубо приподнял его голову за подбородок. Его ледяные глаза оказались совсем близко, а ладонью он медленно вытер слёзы со щёк.
— Хватит сопли лить. А то я сам сейчас расхнычусь, и хреново будет нам обоим.