— Тебе нравится? — не переставая играть, пианист поцеловал его в висок.
— Да, очень красивая… — Хиде приподнял руку и потёр глаза, на пальцах остались чёрные следы. — Чёрт, до слёз прямо…
Йошики улыбнулся. Раз пробивает, значит, все чувства, что он вложил в эту музыку, легко улавливаются. А Хиде, как и всегда, очень хорошо чувствует Йошики, пропускает его музыку через себя. Всё-таки так, как понимает он, Йошики не понимал никто и никогда. И не поймёт уже, скорей всего.
— Не плачь, всю подводку размажешь.
— Да плевать на неё, всё равно смывать уже надо, я никуда уже больше сегодня не пойду, а ты, думаю, потерпишь меня без макияжа, — гитарист фыркнул и опять прижался к его плечу. Йошики чуть не ляпнул, что ему без макияжа гораздо лучше, хотя бы видно, что на самом деле он очаровательное создание, которое даже мухи не обидит, но он вовремя прикусил язык, вспомнив, как трепетно Хиде относится к этой части своего образа. — Йо, не будь врединой, дай похныкать немного. Или боишься, что я тебе очередную дорогущую рубашку косметикой измажу? — Хиде приподнял голову и легонько потянул за тонкую полупрозрачную ткань. — Чья, кстати, в этот раз?
— Армани, — вздохнул Йошики. И тут же хмыкнул: — Ничего, я уже привык. Всё равно все эти рубашки на один раз, ты каждый раз на мне их рвёшь, так что от твоих соплей хуже не станет, пачкай сколько угодно.
— Ну спасибо. И уж кто бы говорил о соплях, ты тоже последнее время взял за привычку хлюпать по ночам и вытираться об мою футболку, — беззлобно констатировал Хиде и вжался носом в его плечо. — Вот ведь… Я в своей жизни знаю только одного человека, который даже дома предпочитает одеваться как на подиум. И зовут этого человека Хаяши Йошики.
— Мне не привыкать быть единственным в каком-либо роде, — Йошики улыбнулся. — Когда я в старших классах в опросе написал, что хочу стать рок-звездой, меня все учителя хором вразумить пытались, даже маму вызвали, говорили, что это глупые фантазии, которые не имеют никакого смысла. А я отвечал, что раз никто прежде такого не делал — значит, я буду первым. Вот и всё. Если бы я боялся этого, я бы и «X» никогда в жизни не создал.
Хиде оторвался наконец от его рубашки и приподнял голову, пристально глядя в глаза.
— Я знаю, Йо, понял это, как только впервые тебя встретил. Я ведь, когда ты мне позвонил с предложением присоединиться к «X», собирался отказаться, — Йошики слегка прикусил губу, пытаясь подавить свою нервозность. Он примерно предполагал, что сейчас услышит, они уже об этом разговаривали. Хиде слегка прищурился: — А знаешь, почему я в итоге согласился? Я бы не сказал, что меня в тот момент привлекла твоя музыка, нет, абсолютно. Просто вот увидел тебя и…
Хиде на секунду запнулся, глаза у него заблестели.
— …И понял, что вот кто-кто, а ты точно позволишь мне развернуться на полную катушку и экспериментировать с тобой по-всякому, — неожиданно заявил он. Йошики, приготовившийся услышать признание в любви с первого взгляда, аж подавился от неожиданности и закашлялся. — И я не ошибся, как оказалось, ты и вправду позволял мне почти всё. Сначала только в музыке и костюмах, — Хиде ухмыльнулся, — а потом и в постели.
Пианист фыркнул и ущипнул его за щёку.
— Это я с тобой в постели экспериментировал, а не наоборот. Будь твоя воля, ты так и валялся бы на спине постоянно. Отдельным экспериментом иной раз было заставить тебя шевелиться.
— Ещё бы, ты меня стирал до костей каждый раз, — Хиде криво улыбнулся, — я после этого с утра еле с кровати вставал.
— А как ты думал? Что разок по пьяни меня трахнешь как следует, я соглашусь с тобой встречаться, а дальше будет у нас, как супружеский долг, раз в неделю под одеялом быстренько в миссионерской позе? — Йошики прыснул со смеху. — Я тебе сразу сказал, моим любовником быть непросто во всех смыслах, потому что мне в сексе нужно постоянное разнообразие. Тебя это не испугало, так что нечего теперь жаловаться.
— Да я и не жалуюсь, Йо. Я просто тогда даже не представлял себе, что ты на деле такой сексуальный маньяк…
Хиде вздохнул и опять вжался в его плечо. Йошики склонил к нему голову, прижимаясь щекой к макушке, и продолжил играть. На какое-то время в зале повисло молчание.
— Хочешь, я подарю тебе эту песню? Ты мог бы её спеть, — Йошики наконец решился нарушить паузу и сменить тему. — Хотя стиль, наверное, не твой…
Хиде покачал головой.
— Не мой, абсолютно… Я всё-таки больше к року тяготею. Знаешь, мне кажется, что тебе следует поберечь эту песню. Для Тоши.
Йошики дёрнулся и скосил на него глаза.
— Ты о чём, прости?
— Не смотри на меня как на сумасшедшего. Я всё ещё тихонько надеюсь, что он придёт в себя и пошлёт этих сектантов куда подальше, — Хиде вздохнул. — Хотя всё равно, наверное, ничего уже не будет так, как раньше…
— Хиде, я даже не знаю, где сейчас Тоши и жив ли он вообще, — устало сказал Йошики. — Я пытался его найти, но ничего не вышло, а ты мне предлагаешь песню для него беречь?
Пианист знал, конечно, что Тоши жив и что с ним, судя по всему, конкретно в данный период времени не случилось ничего такого уж страшного. Он ведь появлялся на похоронах Хиде. Но вот из секты своей он тоже так и не ушёл, просто в тяжёлый момент оказался рядом и решил побыть для Йошики плечом. А если в этот раз Хиде не погибнет, Тоши, наверное, и не появится… Только вот Хиде об этом сейчас знать совершенно незачем.
Хиде тем временем обнял его обеими руками и потёрся носом о плечо.
— Просто я слышу его голос, Йо… Прямо сейчас вот, когда ты играешь. И мне кажется, что никто, кроме него, её проникновенно не исполнит.
— Да, наверное, ты прав… — неохотно признал Йошики и накрыл его ладони своими. — Я подумаю над этим, мне не к спеху…
— Не обижайся, ладно? — Хиде поднял на него глаза. — Если бы я мог, я бы её спел. Но я чувствую, что она уж точно не для моего голоса. Ты небось и сам представлял, как Тоши поёт, когда писал…
— У меня почти все песни только с его голосом ассоциируются, — пианист тяжело вздохнул и легонько прикоснулся губами ко лбу, чувствуя, как длинная чёлка защекотала нос. — Так привык за столько лет, что просто не представляю никого другого на его месте…
— И посвятил ты эту песню тоже ему? — Хиде медленно моргнул. — Слова сами за себя говорят…
Йошики улыбнулся краем рта.
— Нет, Хиде. Посвятил я её тебе. Знаешь, это… Это своего рода моя исповедь о том, что я чувствовал эти месяцы. Так что кто бы там её ни спел в итоге, считай, что я уже подарил её тебе.
Хиде тихонько шмыгнул носом и опять уткнулся носом ему в плечо.
— Эй, что с тобой? — пианист погладил его по волосам. — Чего плачешь?
— Растрогался, — Хиде приподнял голову и улыбнулся краем рта. — Вот правда. Давно меня уже ничего так не пробивало…
— Ты такой милый, — Йошики поцеловал его в лоб. — Пойдём ужинать?
Гитарист кивнул, но рук пока не разжал; наоборот, потянул его к себе и поцеловал в уголок губ.
— Йо…
— М?
— Я тебя люблю. Ты ведь это знаешь?
Йошики глянул ему в лицо, и ему показалось, что именно в этот момент остатки льда в глазах Хиде растаяли.
— И я тебя люблю, Хиде. Больше всех на свете.
Остаток этого вечера они провели более чем мирно — ужинали, болтая, как прежде, о всякой ерунде, а потом завалились в обнимку на постель. Но когда Хиде, нехорошо улыбнувшись, крепко притиснул возлюбленного к себе и полез руками под его белую рубашку, Йошики, усмехнувшись, понял, что ночь у них мирной сегодня не будет точно. Но он не имел абсолютно ничего против.