- Какую историю? - удивилась Нати. Но появление хозяина и Хуанито прервало их.
- Ну что ж… - прощаясь, Хуанито чувствовал себя очень неловко, - если на то будет Божья воля - еще свидимся.
Нати стало грустно. Каким-то шестым чувством она понимала, что вряд ли они увидятся с Хуанито. Как и, возможно, с тем человеком, в объятиях которого она провела прошлую ночь.
Две недели спустя - Матамороса, Наварра
- Долина эта благословенна Господом, - говорил дон Иньиго. - Она прогревается солнцем, а отроги защищают ее от ветра. К несчастью, этот поганец иной раз отыскивает лазейки - так ведь? - укоризренно стучал он по подоконнику. И Нати казалось, что ветер откликается покаянным воем - мол, что поделать, куда велели, туда и лечу.
- Ну да я на него зла не держу. А ведь тут земля самая благословенная, да!
Под эту воркотню Нати засыпала - спали они с Лисенком на соломенных тюфяках в одной комнатушке на нижнем этаже. Хозяин всегда самолично проверял, закрыт ли засов входной двери, и с зажженной свечой и словами про благословенную землю шествовал к себе.
Работникам сеньор Иньиго теперь отказал - сказал, что у Нати и Лисенка руки легче и проворнее, чем у крестьян из деревеньки в пяти милях отсюда.
- На сбор найму, а так - нечего этих невеж кормить.
Лисенок, который бегал в деревеньку за хлебом и сыром, приносил новости - войска короля Наварры под командой Чезаре Борджиа осадили Вьяну, последний оплот графа де Бомона.
Наступил март.
Комментарий к Глава 8, в которой говорится о лозах и гранатах, а затем наступает март
(1) - “тот сделал, кому это выгодно” (лат.)
(2) - в оригинале трактат Макиавелли называется “Il Principe”, то есть “Принц”
========== Глава 9, в которой начинают учиться, поддаются безумию и исчезают в дождливой ночи ==========
Мы с тобою, досточтимый слушатель мой, оставили замок Арнольфини как раз тогда, когда подле него неведомо кем были разведены три огромных костра, введшие в заблуждение Мартина Бланко.
Однако для того, чтобы рассказать о последовавших за тем событиях, нам придется вернуться назад. И увидеть, как Агнесс подлила полученную от колдуньи Хосефы воду в скляночке в кувшин с разведенным вином, предназначенным для ее свекрови, для Кристабель де Марино… то есть, конечно же, Кристабель Арнольфини.
Однако это коварное деяние не укрылось от глаз верной Анхелы, для которой приказ сеньора Мартина неусыпно и неустанно беречь донью Кристабель был столь же священен, как и закон Господень. Таким образом, неся кувшин, служанка будто бы нечаянно споткнулась на лестнице и разлила все, до донышка. Бормоча извинения, низко кланяясь прибежавшим на грохот Стефано и начальнику стражи, она собирала осколки, потом споро вытерла лужи.
Агнесс едва сдержалась, чтобы не выбранить Анхелу последними словами. Однако случившегося не воротишь. И если бы Агнесс верила хоть немного в судьбу или в удачу-неудачу, она могла бы счесть таковое происшествие рукою одной из этих двух. Но Агнесс не верила ни в удачу, ни в судьбу.
Злость, ненависть, ревность - все смешалось в душе Агнесс, когда узнала она о беременности Кристабель. И переждав несколько дождливых и холодных дней, дождавшись, когда муж вместе с отрядом отбыл к основным силам графа де Бомона, она снова отправилась в домик Хосефы.
***
Охватившая Бьянку внезапная и беспощадно сильная любовь не оставляла места ни для трезвого размышления, ни для иных чувств. И обучение у Хосефы представилось ей одной из ступеней в достижении того, чего она теперь жаждала.
Хосефа словно и не замечала внезапного помутнения рассудка своей помощницы. Все чаще она доверяла Бьянке приготовление различных составов, все более погружала ее в знание о законах и свойствах трав, о том, в какие дни набирают они силы, а в какие утрачивают. Все больше узнавала Бьянка о том, как судить о предстоящих событиях по полетам черных дроздов и голубей.
- Посмотри на этого человека, - иной раз говорила донья Хосефа, когда они с Бьянкой выходили вдвоем на окрестные пустоши и видели гонящего свое убогое стадо пастуха. И Бьянка по едва заметным зверьим теням, роящимся вокруг бредущего человека в грубом плаще и войлочной шляпе, училась угадывать его потаенные мысли и судьбу. И точно так же, по-особому, она теперь смотрела на людей в деревеньке. Тени вокруг людей почти никогда не были человеческими - обычно Бьянка видела овечьи и козьи головы, очертания жабьих пучеглазых морд, иной раз мелькали вытянутые пасти хищников или загнутые орлиные клювы. И только у некоторых, у очень немногих, в мешанине зверьих очертаний проглядывал человеческий силуэт.
И все чаще Хосефа оставляла Бьянку одну. Одна была Бьянка и тогда, когда в дверь хибарки постучались. Хосефа не стучалась, она входила сразу, неуловимо быстро преодолевая порог. Сейчас же стук был излишне громким, и Бьянка почуяла за этой громкостью и гонор, и страх, и отчаяние, и ненависть.
Вошедшую даму она узнала сразу. Сразу же увидела парящего над ее плечом черного голубя, и вспомнила, как ехали рядом эта дама и та, которая завладела сейчас всеми помыслами Бьянки. Они были как гусыня и лебедь - птицы одной породы и даже одного цвета, однако никто не спутал бы их.
“Тебе пора научиться управляться с человеческими страстями”, - сказала накануне Хосефа. Ненависть пришедшей была страстью. И чувство, с которым Бьянка думала о той, которая стала предметом этой ненависти, также было страстью.
Пока дама, то и дело взъяряясь, требовала саму Хосефу, у Бьянки сложился довольно стройный план. Она заверила даму, что донья Хосефа оставила ей подробнейшие указания, что бруха(1) провидела сегодняшний приход заказчицы. Уверенность, с которой Бьянка полезла в дебри горшочков и склянок, которыми были уставлены полки, должно быть, убедила посетительницу. Она примолкла. Бьянка спиной ощущала напряженное внимание, с которым дама следила за ее поисками. Ветер, налетевший на хибарку, распахнул окно и взметнул темный плащ посетительницы, сдернул с нее капюшон, разметал мелко вьющиеся рыжевато-золотистые волосы.
- Вам придется вернуться завтра, - вытащив одну из склянок, проговорила Бьянка. - Составу нужно побыть в связи с тем, на кого направлено его действие.
Посетительница, торопливо натягивавшая капюшон, замерла.
- Конечно, как я могла забыть? - она пошарила под плащом и извлекла крошечный узелочек. - Вот.
Бьянка едва удержалась от того, чтобы коснуться губами тоненькой, как новорожденный месяц, светлой прядки, которая открылась в узелке. Руки ее затряслись так сильно, что она принуждена была отложить узелок на стол.
Дама всего этого не заметила - она снова рылась в складках плаща. Наконец, оттуда появился туго набитый кожаный кошель.
Бьянка, почти не задумываясь, положила руку на кошель, и ей показалось, что ладонь вобрала все те чувства, с которыми этот кошель наполняли.
- Донья Хосефа не велела брать награды прежде дела, - пробормотала она, отталкивая кошель. И дама впервые взглянула на нее одобрительно.
- Ты начинаешь учиться, - кивнула Хосефа, когда по возвращении Бьянка рассказала ей все.
На следующий день вернувшаяся дама получила склянку с прозрачной жидкостью, за что Бьянке был отдан тот самый кошель. Увозя склянку, дама не знала, конечно, что после ее ухода вчера Бьянка внимательно осмотрела деревянную подпору, возле которой стояла дама, когда налетел ветер. Несколько длинных золотисто-рыжих волосков застряли в грубой древесине…
- Волосок притянет голову, - заметила Хосефа. И повторила: - Ты начинаешь учиться. Это хорошо.
***
Агнесс ждала, что злотворность зелья проявится уже на следующий день, хотя сама ставила условием неспешность воздействия яда, так, чтобы ни у кого не закралось подозрения. И все же она проснулась с тайной мечтой услышать крики, беготню в коридорах замка, увидеть, как мечутся служанки с окровавленными простынями, и узнать, что ее юная свекровь скинула ребенка. Так оно всегда бывает, досточтимый слушатель, - желания опережают разум.