- Лозы пошел проверить.
- А братец твой?
- Да кто его знает, где его носит.
- А этот… родич? - осторожно спросил Густаво - и сразу подметил, как напряглась Нати. Но ответила она также, как обычно говорила о родиче своего дяди.
- Да что с ним сделается, спит, наверное. Пусти-ка, мне на кухне еще дел полно.
И правда в доме сподручнее, коли нет никого, подумал Густаво.
- Ты уж поняла, верно, что приглянулась мне, - начал он, когда они вошли в кухню. Нати налила в казанок воду и принялась чистить овощи. Острый нож так и летал в ее тонких пальцах, отблескивая светом масляного светильника. Это мелькание немного сбивало Густаво, но уж начав, он не собирался останавливаться. - Ты девушка безродная, да мои мать с отцом люди понимающие, примут тебя, коли приданое хорошим будет.
- Какое приданое? - в голосе Нати послышалась насмешка. - Какое же приданое может быть у бедной сироты? Что дядя уделит по доброте своей, то и…
- Приданое у тебя может быть получше, чем у какой графини, - Густаво наконец надоело равномерное хряцание ножа о шкурку моркови и брюквы, он шагнул к девушке и схватил ее за плечи.
- Послушай-ка, Нативидад…
***
Бьянка, дойдя до Матамороса, насторожилась при виде чужого оседланного коня, привязанного у дома. Но в окнах кухни она заметила свет и решила, что конь это хозяина, а Нати хлопочет на кухне.
В Матамороса Бьянка уже приходила, даже дважды, но всякий раз что-то будто огромной ладонью загораживало ей ход в винодельню - в первый раз дерево упало как раз поперек тропинки, и дроздиное гнездо с покрытыми белесым пухом птенчиками шмякнулось прямо у ног оторотевшей Бьянки. “Я дрозд. И я учу тебя, как быть дроздом”. Хосефа говорила ей, что дрозд всегда ей поможет, подскажет. И то, как отчаянно разевали рты птенцы и то, как вились над разоренным гнездом отец с матерью, не могло быть хорошим знаком.
Вот второй раз она заблудилась. Прекрасно зная дорогу, она трижды выходила к другому проходу в предгорья, и на четвертый раз увидела яминку, в которой клубком копошились змеи. От них исходил такой потусторонний ужас, что Бьянка, не раздумывая, повернула назад.
И вот теперь третий раз. “Ален, чтоб тебя, не влипай в эту жизнь. Не влипай! Если уж нам не повезло переродиться тут в баб - надо сделать все, чтобы вернуться”. Без Нати… то есть без Алена у них ничего не выйдет, сказала Хосефа.
Бьянка шла, стараясь не терять направления и собственной цельности - все как говорила Хосефа. Не думать о том, что ее тянет повернуть в Азуэло, где у окна сидит златовласая красавица с зеленоватыми растянутыми к вискам глазами и взглядом, который может превратить камень в податливую глину. О этот светлый взгляд! Бьянка покрутила головой - все будет, сказала Хосефа, если Бьянка станет ее слушаться. Все будет… и возвращение, и Кристабель…
И ничто не препятствовало ей на этот раз - ни дерево не скрипнет, ни птицы не крикнут, и даже дождь утих и остался лишь легкой моросью. И в самой винодельне было тихо-тихо - даже большой тополь в входа почти не шелестел, словно замер.
Дверь была приоткрыта. С кухни тянуло вкусным мясным варевом с пряными травами, и Бьянка почувствовала голод. Но в полутьме коридора она вдруг увидела Нати. Та сидела на корточках у стены, зажав что-то в руках. На полу подле нее стояла свеча в медном подсвечнике, позеленевшем от времени. Медленно-медленно Нати подняла глаза на Бьянку и, кажется, ничуть не удивилась ей.
- Я… убила его.
Свеча потрескивала, а Нати смотрела перед собой тем же ничего не выражающим взглядом. И Бьянка не могла ни двинуться, ни сказать ни слова - ее будто парализовало. Неожиданно тишину разорвали приближающийеся откуда-то из глубины дома шаги - кто-то спустился по лестнице и вышел в тот же коридорчик. Он спустился и разорвал оцепенение, поднял свечу и осветил полутемное пространство. И Бьянка увидела, что в паре шагов от Нати навзничь лежит человек с копной кудрявых темных волос. Подбородок его задрался кверху, будто человек силился рассмотреть что-то на потолке, а руки с судорожно сжатыми пальцами он выбросил перед собой.
- Это тот, что приходил? - голос, разорвавший тишину, был Бьянке знаком. И человек оказался тем самым дворянином, который боролся с Джермо, а потом так эффектно спустился с колокольни в замке Олите. Вито де Ла-Мота, он же Чезаре Борджиа.
- Это тот парень, - сказал Борджиа. Нати ничего не ответила. Нати обняла руками плечи и Бьянка заметила, что руки ее покрыты красными пятнами.
Борджиа сунул Бьянке свечу, так, будто она появила тут именно для этого, потом медленно подошел к Нати, опустился на колени с ней рядом. Бьянка поняла, что он что-то делает с руками Нати, она поднесла свечу поближе и увидела, что Борджиа силится разжать намертво стиснувшийся на рукояти кухонного ножа пальцы Нати.
- Брось, - мягким, почти ласковым полушепотом сказал он. Нати молчала. - Брось его. Поранишься.
Нати перевела все тот же пустой, ничего не выражающий взгляд на Бьянку, потом взглянула в лицо Борджиа. И разжала пальцы. Нож выскользнул и громко звенькнул о каменные плиты коридорчика. Борджиа словно и не заметил этого. Вытащил из-за передника Нати тряпку, взял ее руки и принялся оттирать кровь. Нати не мешала ему, но и не помогала, а глаза ее в полумраке сделались совсем страшными.
Бьянка отшатнулась - такой Нати она еще не видела.
- Он добрый был. Помогал рубить мясо, - прошептала Нати. - Говорил, что я ему приглянулась.
Борджиа ничего не отвечал и не прерывал своего занятия - влажная белесая тряпка перенимала красный цвет, а пальцы Нати светлели.
- Я засыпала в казанок овощи, - продолжала Нати. Черные глаза ее все так же были устремлены куда-то в пустоту. - Он сказал, надо бы травками сдобрить, тогда вкуснее будет. А еще сказал, что его приятель еще во Вьяне узнал того идальго, которого дон Иньиго тут прячет. Говорил, король хорошо заплатит, если узнает, что за птица укрывается тут. Говорил, дон Иньиго, верно и сам не знает, кого прячет, иначе он бы своего куша не упустил. И что у меня будет приданое, как у графини.
- Он говорил… - прошептала Нати, на сей раз глядя на Борджиа, но вряд ли видя его, - что командиром его светлость был хорошим, да и платил щедро. Только золотые эскудо, которые многие готовы заплатить за его голову, на земле не валяются. Если бы еще он пожаловался… на жестокость… Но он все говорил, что купит виноградник и апельсиновую рощу. Если бы он хоть пожаловался…
- Ему не на что было жаловаться, - сумрачно оборвал ее Борджиа. - Вставай. Уходите обе в кухню, а я уж тут…
В его голосе была спокойная сосредоточенность прибиральщицы, которая по своему долгу должна ликвидировать любые последствия бурных вечеринок - осколки, ошметки, потеки, а также следы невовремя покинувшего желудок ужина.
Нати послушно поднялась и пошла к кухне. Как во сне. Она не оглянулась на труп, разве что внимательно, оценивающе посмотрела на кровавую лужу, потом оглянулась на Борджиа, уже тянувшего старые половики. Дышал он тяжело - болезнь еще не совсем отступила, еще давала себя знать.
Скрипнула притворенная было Бьянкой входная дверь, пропуская Лисенка. Бьянка увидела его расширившиеся - не в ужасе, а в изумлении почти радостном, - глаза. Потом взгляд его упал на нее и взгляд этот был почти страшным.
- Скажи брухе Хосефе, - тихо, так, что только Бьянка слышала, проговорил Лисенок, - что больше эта девочка ей не пригодится.
========== Глава 16, в которой говорится об отполированной стали и всем снятся сны ==========
А что же происходит в Азуэло, спросишь ты, досточтимый слушатель мой. После того, как Лаццаро Арнольфини привезли в замок, после раны и после помощи, которую так нежданно оказала ему неизвестная крестьянка - что произошло? И в твоем вопросе я без труда расслышу другой - что помешало Мартину Бланко поехать в Матамороса, как он собирался сделать. И что не дало ему разделаться с опасным свидетельством своей мягкотелости, как сам Мартин это называл. Не торопись, скажу я - все узнаешь в свое время.