- Это потому что она женщина, - вырвалось как-то у Нати после очередной перепалки с Бьянкой. Лисенок внимательно посмотрел на нее, потом ухмыльнулся так, что острые скулы стали еще острее. - Она такая злая, потому что женщина.
- Считаешь, будь Бьянка мужчиной, это что-то изменило бы?
И Нати как-то вдруг сразу и напрочь поняла - нет, не изменило бы. А Лисенок отвернулся, напряженно ища что-то в траве.
- Смотри-ка, ноябрь на дворе, а одна еще не уснула! - с детским восторгом воскликнул он и, молниеносно выбросив руку, показал Нати слабо извивающуюся змею, серую с четким черным волнистым узором на спине. На носу змеи Нати заметила вырост, отчего морда твари выглядела такой же курносой, как лицо Лисенка.
- Мой портрет, - словно прочтя ее мысли, Лисенок поднес разевающую рот змею к своей щеке и повернулся в профиль, чтобы Нати смогла оценить сходство.
- Зачем она тебе?
- Да просто так, красивая випера. Смотри, что сейчас будет!
Лисенок осторожно вернул змею в траву, потом извлек из-за пазухи изящный серебристый рожок. Нати и раньше видела у него этот рожок - здоровяк Джермо всегда ворчал в бороду что-то неодобрительное, когда Лисенок наигрывал на нем. Наигрывал Лисенок всякий раз разное, какие-то обрывочки слышанных им во время скитаний разнородных мелодий, слышались тут и восточные напевы, и разудалая лихость портовых кабачков, и веселое звяканье кружек с добрым фламандским пивом. И как-то так получалось, что всегда, когда Лисенок играл, гнедой Пепо настораживал мохнатые уши и бежал быстрее, и тучи, начинавшие собираться у верхушек окрестных холмов, тут же убирались прочь.
Но сейчас Лисенок, не сводя глаз со свернувшейся змеи, на спине которой чешуя встала торчмя, как на еловой шишке, затянул на редкость заунывную мелодию. Нати никогда раньше такой не слышала. Ей показалось, что даже мягкий осенний свет стал тускнеть, а багряные листья горных кленов и большие желтые листы тюльпанового дерева медленно утрачивали свой яркий цвет. Нати стало грустно. Перед глазами встало нездешнее, огромное и жаркое солнце, послышался ласковый шелест огромных резных листьев и плеск океанских волн на длинном-длинном пляже белого песка, привиделась широкая, ярко освещенная улица… Никогда ей больше этого не видеть!Бессмысленно, вся жизнь показалось вдруг пустой, глупой и бессмысленной. В глазах защипало, нахлынула тягучая, томительная тоска, и даже воздух стал словно бы более разреженным, так что с каждым вдохом саднило в груди.
- Смотри теперь!
С трудом подняв голову, Нати сквозь навернувшиеся слезы увидела, что Лисенок показывает на траву - туда, куда он посадил змею. Випера, судорожно вывернувшись, ожесточенно всаживала длинные чуть загнутые клыки в свою же спину. При каждом укусе она приподнимала голову, будто замахиваясь, стараясь, чтобы клыки вошли как можно глубже. Зрелище было жутким и все же каким-то завораживающим. Нати казалось, что она проникла в сознание твари, откуда плеснуло тою же беспросветной тоской, которая только что захватила и ее саму.
- Она не хочет жить… - прошептала Нати. Лисенок кивнул с довольной улыбкой. Снова поднял свой рожок к губам и извлек из него такую ужасную какофонию, что мул, мирно пощипывавший жухлую траву, поднял голову и надрывно заорал. И словно спала серая пелена - осенней листве вернулись краски и жизнь перестала казаться Нати такой уж безнадежной.
- Перестань!.. - со смехом крикнула она, толкая Лисенка в плечо. Тот рассмеялся в ответ. Нати встала - пора было идти к кибитке, вон и плешивый Урзе уже ждет со своей виуэллой, и Бьянка с Джермо высунулись из-за полога кибитки и машут. Уходя, Нати оглянулась на траву - змея, цела и невредима, уползала прочь.
- От своего яда не подохнешь, - Лисенок взял ее за руку. - Пошли.
- Отчего ты не показываешь этот фокус, когда мы выступаем?
Нати казалось, что ответ она и так знает. Но нужно было удостовериться. Что-то в ней помнило - когда они приезжали в очередное селение или в маленький городок, Лисенок частенько выманивал здоровенных тарантулов, засовывая в их норки комочек пропитанной медом ветоши. Ловко извлекал завязившего в меду лапы уродливого паука, страшного даже на вид, и сажал в глиняный горшочек. Изловив таким образом двух крупных тарантулов, он собирал толпу, выкликая дурашливым высоким голосом - “Славные жители города такого-то! Не пропустите! Сейчас на ваших глазах Фадрике сразится с Педро. Благородный Педро вызвал на бой Фадрике, которые обрюхатил его жену. Делайте ваши ставки, удастся ли рогоносцу постоять за свою честь!” Плешивый Урзе обычно замешивался в толпу и делал ставки вместе с простодушными зеваками. У них с Лисенком существовала, верно, некая мошенническая система сигналов - во всяком случае, Урзе ни разу не проиграл.
Восьминогие противники сходились на дне большой низкой глиняной миски, поставленной на деревянные козлы или на любое подвернувшееся возвышение. Вокруг тесно толпился народ, люди то затаивали дыхание, то разражались воплями, глядя как два огромных ядовитых паука сходятся раз за разом в смертельной схватке, как летят оторванные лапы, как изогнутые жвала сталкиваются с почти слышным омерзительным скрежетом. Наконец одному из тарантулов удавалось ужалить противника в голову, тот дергался в конвульсиях несколько мгновений, а затем победитель в один миг высасывал тело побежденного, оставляя на дне миски только оболочку, сморщенную и похожую на забытую в спешке одежду.
Зрители вздыхали, проигравшие расплачивались, выигравшие же никогда не забывали уделить несколько монет устроителю такого замечательного развлечения.
- Змеи были бы поинтереснее паучьих драк. Да и прибыльнее, - сказала Нати. Лисенок сощурился, сразу став похожим на рыжего плута, погулявшего в курятнике, и полностью оправдывая свое прозвище.
- Не хочу слишком привлекать внимание к своей персоне, - ухмыльнулся он и покрутил кудлатой головой. - Особенно внимание подчиненных достойнейшего дона Диего.
Примерно это Нати ожидала услышать - слухи о Диего де Деза, Великом инквизиторе, пришедшем на смену суровому Торквемаде, доходили отовсюду. Многое в них было преувеличением, но жестокость инквизитора к евреям, марранам и морискам преувеличить было трудно.
- Тебе ведь тоже есть чего опасаться, правда? - неожиданно прямо спросил Лисенок.
Нати пробрала дрожь. После того, как ее вытащили из-под опрокинувшейся повозки, в памяти словно недоставало многих кусков.
- У меня после того удара точно что-то с головой, - пробормотала она. - Какие-то вещи словно вышибло. Я даже боялась, что у меня не выйдет танцевать.
- Ну, уж танец-то помнится телом, а не головой, - уверенно сказал Лисенок. - А вот кто твои папа-мама - это можно и забыть. Иной раз забывать такое даже полезно.
Больше он ничего не сказал, помог Нати взобраться в уже тронувшуюся повозку и сам уселся на краю, свесив ноги из-под полотняного полога.
- Сколько там до “аббатства в папоротниках”? - подал голос Джермо. О будущей в селении при аббатства Девы Марии ярмарке он узнал от Лисенка, но делал вид, будто мысль завернуть туда пришла ему самому.
- Недолго, - весело отозвался Лисенок. - Гораздо прежде полудня будем там.
========== Глава 2, в которой у аббатства Девы Марии-в-папоротниках происходят игры и сражения ==========
Пепо, навострив мягкие темные уши, потянулся к лотку продавца пресных лепешек и, пока Урзе наигрывал на виуэлле, а хорек кувыркался, прыгал через обруч и ходил на передних лапах, ухитрился сжевать две. Мул обладал благоразумием, какое нечасто встретишь у существ его племени, поэтому после двух лепешек переключился на яблоки. Полакомившись, он, как ни в чем не бывало, вернулся к собственной торбе с овсом и захрустел так громко и аппетитно, что все подозрения в воровстве, даже если бы они и были, должны были отпасть сами собой.
Впрочем, ни продавец лепешек, ни крестьянка, торговавшая яблоками, не заметили разбоя - они во все глаза смотрели на фокусы хорька, который сегодня был особенно в ударе.