— Правильно, — подтвердил Анатолий Арсентьевич… — Однако наломался за день, пожалуй, отдыхать надо…
— Иван Иванович, а вы давно здесь живете?
— Всегда… Пойдем лучше в другую комнату поговорим, а то спать мешаем.
Ваня — вездеходчик. Василий Корженков — тракторист и старушка Вевак мирно сопели в своих мешках. Печь прогорела, и угли светились в открытой дверце, излучая ровный бордовый свет. Свеча догорела, закапав подсвечник-бутылку восковыми слезами и покрыв ее сосульками. Свет зажигать не хотелось…
Мы вытащили сигареты.
— Закурите, Иван Иванович?
— Не курю, — мотнул головой старик. — Хорошо, когда тебя слушают. Самому про себя скучно бывает все вспоминать. Одному плохо о старом думать…
— Сейчас вспоминаю — даже трудно поверить, что такое могло быть… У нас кончили колхозы устраивать в 1932 году. Я тогда первый раз женат был. Жену Кутавнаут звали. Давно умерла…
Здесь авторы позволят себе взять короткий тайм-аут и вставить несколько слов о себе. Эту книгу авторы начали писать прямо в Ачайваямской тундре. Практически это делалось так: один пишет, а другой расспрашивает окружающих. Иногда расспрашивал тот, кто и писал, когда авторы работали каждый со своим «информатором» — так этнографы официально называют людей, которые что-либо рассказывают.
Случается и так, что приходится много слушать и ничего сразу не писать. Любой человек говорит сбивчивее и хуже, когда перед ним садится протоколист. В этом случае нужно все запоминать буквально и затем просиживать часами за бумагой, когда рассказчика уже нет. Всех приемов этнографического дознания не перечислить. Работа этнографа напоминает работу следователя, с той разницей, что этнограф всегда работает с друзьями, обладающими законной свободой посвящать или нет чужих в наследие предков. Постигать и описывать любые особенности национальной культуры позволительно только с полного согласия тех, кому она принадлежит.
Авторы этой книги поставили непременным условием повествования строгую документальность. Точное описание действительности должно по замыслу быть не только в самом изложении фактов, но и в форме их изложения. Однако от второго условия мы отказались. Если бы читатель получил стенограмму наших бесед, то он, бесспорно, заскучал бы над кучей бесконечных коротких и длинных вопросов и ответов, реплик, вставных новелл, обсуждений и всего прочего.
Вот пример прерванного разговора с Вантуляном Иваном Ивановичем:
— Сейчас вспоминаю — даже трудно поверить, что такое могло быть… У нас кончили колхозы устраивать в 1932 году. Я тогда первый раз женат был. Жену мою Кутавнаут звали. Давно умерла…
Вопросы следовали такие:
— Иван Иванович, а первую жену откуда брали?
Начинался рассказ, откуда была взята первая жена, и следовал вопрос* для чего нам это надо знать. Мы объясняли ему. Тогда Иван Иванович подробно рассказывал, чем руководствовался его отец, когда выбирал ему жену. Мы в свою очередь составляли подробные генеалогии Ивана Ивановича и его жены Кутавнаут.
Задавался и вопрос, к этой проблеме не относящийся, но для этнографа необходимый:
— Наверно, за жену много оленей отдали?
Иван Иванович вспоминал о сватовстве и калыме и о том, как отрабатывал за жену у будущего тестя.
Только он перешел было к 1932 году, как мы ему снова задали вопрос о том, как приняли молодую, когда он привел ее в ярангу родителей, — форма поведения родителей мужа по отношению к невестке бывает всегда традиционна, и по ней можно многое реконструировать из истории общественных отношений.
И так длилось до тех пор, пока не были выяснены все вопросы…
Тогда разговор затянулся почти на всю ночь. Записать рассказ Ивана Ивановича удалось почти под утро. Позже эту запись показали Ивану Ивановичу и невинно спросили:
— Нет ли чего пропущенного?
Иван Иванович ревниво прочитал ее и нашел много недосказанного и не совсем правильно понятого. Последовали совместное разбирательство, уточнения, справки и дополнения.
Иван Иванович, наконец, сказал:
— Пускай останется так. Можно еще много написать, однако пусть так и будет.
Запись при этом приобрела форму изложения событий от третьего лица, и Иван Иванович поставил словесную печать под документом. Он приводится в утвержденном виде.
Отец Вантуляна, чаучу (оленный человек) Ахалькут, кроме Вантуляна имел еще старшего сына Кояна и дочь Айнат.