«Кильвэй» — весенний праздник. Он проводится после отела. Киль-киль по-чукотски означает «пуповина». Это символ жизни, ему и посвящен праздник.
На обоих праздниках выполнялся большой и сложный комплекс ритуальных действий, в них участвовали все домашние охранители и амулеты, все вообще.
Порядок исполнения ритуальных действий и тексты «приговоров», с которыми они раньше выполнялись, предельно строги — нарушений быть не могло. За правильностью и точностью всего следил самый старый мужчина. Изменения действий и текстов происходили очень медленно. Только после каких-либо больших несчастий могли быть изменены жест или слово. Поэтому и в восьмом — десятом поколении порядок выполнения ритуальных Действий и тексты «приговоров» сохраняли много общего в давно уже ставших чужими ярангах.
Наступил октябрь. Снега еще не было, но мейныпильгинская погода показывала себя во всей красе. Дул северо-западный ветер. Он переваливал через горы и скатывался по склону, набирая скорость. Он летел по тундре, прижимая к земле выцветшую траву и кустарник, срывая с него маленькие красные и желтые листочки. Погудев в печных трубах, пропев на разные голоса в проводах, ветер уносился в море. Волны, достигнув мелководья, вздымались и пенились и тяжело падали на песчаную косу. Киты и нерпы, стадами кормившиеся возле устья реки в хорошую погоду, теперь исчезли. Улицы поселка тоже были безлюдны. В такую погоду лучше всего сидеть в жарко натопленном доме, пить крепкий чай и вести разговоры о жизни.
У нас было почти так. Мы сидели вдвоем с художником Валерием, только лентяйничал один я. Валерий рисовал. Перед ним на полу лежала связка чукотских семейных охранителей гычгый. Под его руками на бумаге появлялись их двойники.
Эти гычгый принадлежат Мейныпильгинскому этнографическому музею, который создан при сельском Доме культуры по инициативе Елены Ивановны. История его такова. Возле поселка оставались две яранги. Следить за ними стало некому, потому что наследники разъехались. Тогда Елене Ивановне и пришла в голову мысль о создании музея: и имущество не пропадет, а будет под присмотром, и детям можно будет показать, как жили люди в прошлом. Она посоветовалась со стариками. Им идея пришлась по душе. Ведь сейчас уже те, кому сорок лет, думают совсем по-другому и иначе представляют мир, чем старики. К праздникам они относятся просто как к веселому времени, наступающему после трудной работы, и совсем не верят в то, что от строгости и правильности проведения праздника зависит их же собственное благополучие. Что же говорить об их детях и тем более внуках? Эти растут в интернате и тундры-то почти не видят. Пусть хоть так знают, как мы жили раньше, решили старики.
Коллекция оказалась великолепной. Это были две яранги, в которых сохранилось все, что должно быть в чукотской яранге. Самое главное — в обеих был полный комплект ритуальных предметов. Причем одна яранга принадлежала потомкам Кыыты, а другая — представителям ваежско-хатырской группы чукчей. Мы имели возможность сравнить их. Такой цельной коллекции могут позавидовать и центральные музеи.
Среди комплекта ритуальных предметов гычгый занимает первое место. Они вырезаны из ольхи. По форме похожи на человеческую фигуру. Спереди на гычгый есть ряд или три ряда углублений для добычи огня. Его добывали с помощью «нилек» — ольховых палочек — и «нэльаёчгын» — дуги из оленьего рога с ремешком. Действует это приспособление по принципу лучкового сверла. В углубление на гычгый клали сухой мох, вставляли «нилек», с помощью «нэльаёчгын» его начинали вращать. От трения мох начинал тлеть. Огонь раздували и подкладывали в него сухие веточки. На всю эту процедуру уходило одна-две минуты. Старики об этом сейчас шутливо говорят: «Наши чукотские спички».
Количество гычгый в каждой семье зависело от числа сыновей. Главный гычгый переходил самому младшему сыну — он его наследовал от отца вместе с главной ярангой. Остальные передавались старшим сыновьям. Выполнение праздничных ритуалов начиналось с главного гычгый.