Окидывая мысленным взором прожитые годы, он ясно различал периоды, когда вторгавшаяся в его жизнь посторонняя сила увлекала его то в одну, то в другую сторону, то благоприятствуя всем его начинаниям, то ставя непреодолимые преграды на каждом шагу. Он снова и снова переживал мысленно обе войны, в которых принимал участие, константинопольское сиденье, Прагу, Берлин… Он вспоминал о своем внезапном возрождении в опере, о нахлынувшей страсти, о творчестве — и о новом упадке… Он воскрешал в памяти переменчивые ощущения, нередко предвещавшие ему наступление того или иного периода — то необычайной ясностью и легкостью, каким-то бестелесным парением над землей, — то мертвенной пустотой, жесткостью и скованностью…
— Должны существовать какие-то силы, под влиянием которых мы находимся, — пришел он к окончательному выводу. — Они воздействуют на нашу внутреннюю жизнь, а через нее проецируются и во вне… Но чем вызываются и где образуются эти влияния — вот вопрос…
Мысль его настойчиво и упорно работала в этом направлении, и он вспомнил, что учение о подобных периодических влияниях существует в астрологии, о которой рассказывал ему один из знакомых… Тогда Игнатьев написал известному астрологу, подробно рассказав о своих сомнениях и прося о помощи.
Обстоятельный ответ не заставил себя долго ждать, и в нем Игнатьев нашел подтверждение своих мыслей и предположений. В письме были перечислены, в общих чертах, главные этапы его жизни, наступление счастливых и несчастных периодов. Неожиданный ряд неудач в Праге соответствовал различным тяжелым сочетаниям планет. Встреча с Ниной была точно рассчитана по его гороскопу. Дальнейшее движение планет влияло на дальнейшие успехи и позднейшие неудачи… И теперешнее состояние его вызвано соединением враждебных планет в седьмом доме, что, кроме того, предвещает ему тяжелую семейную трагедию…
После всего пережитого Игнатьев не был удивлен полученными указаниями, хотя ему и показалась обидной слабость и ничтожество человека, являющегося игрушкой неизвестных ему стихий. «Но звезды склоняют, а не принуждают», — вспоминал он многократно подчеркнутую фразу, — «и мудрец господствует над ними».
Чем выше стоит человеческая индивидуальность в своем внутреннем, духовном развитии, тем менее подчиняется она планетным влияниям — и нередко выходит даже победительницей в борьбе с ними… Низко же стоящий человек является марионеткой неведомых ему сил…
Игнатьев вспоминал, что всегда легко поддавался настроениям, что ему и мысли не приходило в голову бороться с теми переживаниями, которые, казалось, беспричинно овладевали всем его существом и порабощали его… Может-быть, в борьбе с ними он окреп бы внутренне, закалился бы — и вырвался со временем из того заколдованного круга, который символизируется поясом зодиака…
Единственное, что смущало его — было предсказание «тяжелой семейной трагедии», которое так уверенно делал астролог. Поразительная точность предыдущего анализа говорила за то, что и здесь не могло быть ошибки, — и для Игнатьева было ясно, что соответствующие влияния уже образуются. «Но теперь», — думал он, — «зная причину и суть их, я должен противопоставить им свою волю, не допуская их претвориться в действительность»…
С этого дня он стал особенно тактичен и внимателен к Нине Николаевне, непрестанно наблюдая за каждым своим словом и жестом и радуясь тому, что он находит в себе силы противиться губительному влиянию планет… И многое из его прошлого, раньше казавшееся ему непонятным и загадочным — и прежде всего то наваждение, которое охватило их обоих при первом знакомстве в Берлине — озарилось теперь светом ясного понимания… Ибо тогда они попросту предоставили себя безраздельному влиянию планетных сил, кинувших их в объятья друг-другу, — и плыли затем, безвольно и безрассудно, по течению, захлебываясь от счастья и упиваясь восторгами своих переживаний… Но влияние изменилось — или прекратилось вовсе — а с ним кануло в вечность и то, что заполняло душу, что так освещало и украшало жизнь…
— Что же осталось от всего этого, — спрашивал он себя, — неужели только перегоревшая зола в погасшем камине души? И было ли это любовью — то чувство, которое с такой стихийной силой овладело тогда нами обоими?
Анализируя себя все глубже и глубже, он чувствовал, что это не была любовь в обычном смысле этого слова. Он представлял себе теперь их встречу, как столкновение двух наэлектризованных полюсов, причем в вихре страшного разряда оба они потеряли себя… Но затем — все понемногу пришло в равновесие — и всякая притягательная сила должна была исчезнуть…