Преимущественно же излилась вся ярость и народа и проконсула и воиновъ на Санкта діакона Венскаго, на Матура, хотя и новопросвещеннаго, впрочемъ мужественнейшаго подвижника, на Аттала, родомъ изъ Пергама, бывшаго всегда столпомъ и утвержденіемъ живущихъ тамъ, и на Бландину. Чрезъ сію Христосъ показалъ, что слабое, низкое и презренное въ глазахъ человековъ, удостоивается великой славы отъ Бога, за любовь къ Нему, доказываемую самымъ деломъ, а не видомъ только хвалящуюся. Ибо все мы боялись, да и госпожа ея по плоти, которая и сама была подвижница, одна изъ мученицъ, опасалась, что она не можетъ съ твердостію произнести исповеданія по причине телесной слабости; но Бландина исполнилась такой силы, что те самые, которые всякимъ образомъ попеременно мучили ее отъ утра до вечера, приходили въ изнеможеніе, и были сменяемы другими, признаваясь сами, что она превозмогла ихъ, и что они уже ничего более не знаютъ, что еще можно было бы ей зделать. Весьма дивились они тому, какъ она еще жива, когда сіе тело ея изтерзано и изколото, и свидетельствовали, что и одинъ родъ мученій могъ бы умертвить ее, а не столь многія и столь жестокія мученія. Но блаженная, какъ добрый подвижникъ, получила крепость отъ исповеданія, и слова: я христіанка; у насъ ничего нетъ худаго, — были для нея при мученіи услажденіемъ, отдохновеніемъ и облегченіемъ.
Санктъ же, претерпевая и самъ съ необыкновеннымъ и неестественнымъ человеку терпеніемъ все человеческія мученія, — когда злочестивые надеялись продолжительностію и тяжестію мученій принудить его произнесть что нибудь нечестивое, — съ толикою твердостію противостоялъ имъ, что не объявилъ ни собственнаго имени, ни народа или города, откуда онъ, ни даже того, рабъ онъ или свободный; но на все вопросы отвечалъ римскимъ языкомъ — я христіанинъ! Симъ именемъ онъ показываль и свое имя, и свой городъ, и свой родъ и все: кроме сего язычники ни одного слова отъ него не слыхали. Почему и проконсулъ, и мучители обратились на него съ великою яростію, такъ что, когда уже ничего не оставалось имъ более делать, они разожгли медныя доски, и, приложивъ ихъ къ нежнейшимъ частямъ его тела, жгли оныя. Но онъ пребывалъ непоколебимъ, непобедимъ и твердъ въ исповеданіи, будучи орошаемъ и укрепляемъ отъ небеснаго источника воды жизни, текущей изъ чрева Христова. Впрочемъ самое тело свидетельствовало о томъ, что было; ибо оно соделалось все раною и язвою, и, будучи искажено, потеряло даже внешній видъ человеческій. Но Христосъ, страждущій въ немъ, совершилъ на немъ великія чудеса, победивши имъ врага, и показывая въ назиданіе прочихъ, что нетъ ничего страшнаго тамъ, где любовь къ Отцу; ничего болезненнаго, где слава Христова.
Нечестивые черезъ несколько дней опять начали терзать мученика, и думали, что если они употребятъ те же мучительныя орудія надъ его теломъ и теперь, когда оно распухло и въ воспаленіи, то удобно преодолеютъ его терпеніе, такъ какъ онъ уже не могъ стерпеть и одного прикосновенія рукъ; или что умерши отъ сихъ мученій, онъ приведетъ прочихъ въ ужасъ. Но ни того, ни другаго не случилось; напротивъ, сверхъ всякаго человеческаго чаянія, тело его въ последующихъ страданіяхь оживилось и исправилось, и приняло прежній видъ и употребленіе членовъ, такъ что второе страданіе было для него не казнію, но какъ бы леченіемъ.