Наконецъ после всехъ сихъ, въ последній день, зрелищь, въ другой разъ представлена была Бландина съ Понтикомъ, юношею летъ пятнадцати. Они и прежде были ежедневно приводимы, чтобы смотреть на мученіе прочихъ, и принуждаемы божиться идолами; но поскольку пребыли непоколебимы, и поругались идоламъ, то народъ такъ ожесточился противъ нихъ, что не щадилъ ни юношескаго возраста, ни взиралъ на женскій полъ. И такъ подвергли ихъ всемъ жестокостямъ, и провели чрезъ всякое мученіе въ амфитеатре, безпрестанно принуждая ихъ клясться. Однакожъ не могли сего сделать: ибо Понтикъ, будучи воодушевляемъ сестрою такъ, что и язычники видели, какъ она ободряла и укрепляла его, — претерпевши мужественно всякое мученіе, испустилъ духъ. А блаженная Бландина после всехъ, какъ благородная мать, возбуждавшая чадъ своихъ и предпославшая ихъ победителями къ Царю, испытывая и сама все подвиги детей своихъ, съ радостію и веселіемъ о скончаніи, поспешила къ нимъ, не какъ оставленная на растерзаніе зверямъ, но какъ призванная на брачную вечерю. И после бичей, после терзаній отъ зверей, после сковороды, наконецъ была заключена въ корзину, и брошена волу. Сіе животное многократно метало ее вверхъ, и она, не чувствуя уже того, что произходило съ нею, частію отъ упованія и предъощущенія обещанныхъ благъ, частію же отъ беседованія со Христомъ, наконецъ была заколота, какъ жертва. Сами язычники сознавались, что она претерпела столь многія и столь жестокія мученія, сколько еще ни одна женщина у нихъ не терпела.
Но и сего недовольно было для ихъ неистовства и жестокости противъ святыхъ: ибо дикіе и варварскіе народы, возбужденные дикимъ зверемъ діаволомъ не могли успокоиться; но начали оказывать надъ самими трупами свое свирепство. Они не стыдились того, что побеждены: ибо не имели человеческаго разсужденія; напротивъ сіе–то самое возбуждало, какъ бы въ некоемъ звере, гневъ и въ проконсуле и въ народе, которые равную оказывали къ намъ беззаконную ненависть, дабы исполнилось Писаніе: обидяй да обидитъ еще, и праведный правду да творитъ еще (Апок. 22, 11). Ибо и техъ, которые умерли въ темнице, повергали псамъ, строго наблюдая день и ночь, чтобъ мы не погребли ихъ. И потомъ, собравши оставшіяся какъ отъ зверей, такъ и отъ огня, растерзанныя или обожженныя части, а прочихъ головы вместе съ ихъ трупами, также въ продолженіи многихъ дней держали подъ военною стражею безъ погребенія. И въ сіе время иные досадовали на нихъ и скрежатали зубами, желая подвергнуть ихъ еще большему наказанію; иные ругались и насмехались надъ ними, величая своихъ идоловъ и приписывая имъ казнь надъ ними; иные же снисходительнейшіе и по–видимому несколько сострадательные, съ поношеніемъ говорили о нихъ: где теперь Богъ ихъ, и къ чему послужила имъ ихъ религія, за которую они и души не пощадили? Такъ многоразличны были поруганія съ ихъ стороны. Чтожъ касается до насъ, мы имели великій плачь, будучи не въ состояніи предать тела земле: ибо и ночь не помогала намъ въ семъ деле, а также ни деньги не преклоняли, ни прозьбы не трогали нечестивыхъ; но они всячески стерегли оныя, какъ будто бы могутъ получить какую пользу отъ того, что трупы не будутъ иметь погребенія.
[После сего между всемъ прочимъ говорятъ:]
Итакъ тела мучениковъ, бывъ въ теченіи шести дней выставлены на поруганіе народа, и сохраняемы открыто, наконецъ были сожжены нечестивыми и брошены въ близъ текущую реку Рону, дабы такимъ образомъ ничего отъ нихъ более не осталось на земле. А сіе сделали они какъ будто бы желая победить Бога, и лишить сихъ пакибытія, съ темъ намереніемъ, «чтобъ мученики, — какъ они говорили, — не имели никакой надежды воскресенія, на которое надеясь вводятъ между нами какую–то странную и новую веру и презираютъ мученія, съ готовностію и радостію идя на самую смерть. Итакъ, теперь мы увидимъ, воскреснутъ ли они, и можетъ ли Богъ ихъ помочь имъ и избавить ихъ изъ рукъ нашихъ».