Шкловский Лев
Ацтекский мститель
Ник Картер
Ацтекский мститель
ГЛАВА ОДИН
Несколько месяцев назад со мной случилось то, что психолог назвал бы кризисом идентичности. Симптомы было легко определить. Сначала я начал терять интерес к своей работе. Затем это превратилось в мучительное недовольство и, наконец, в прямую неприязнь к тому, что я делал. У меня появилось ощущение, что я в ловушке, и я столкнулся с тем фактом, что я нахожусь в хорошей жизни и чего, черт возьми, я достиг?
Я задал себе ключевой вопрос.
"Кто ты?"
И ответ был: «Я убийца».
Мне не понравился ответ.
Так что я ушел из AX, из Хока, из Дюпон-Серкл в Вашингтоне, округ Колумбия, и поклялся, что никогда не буду выполнять для них другую работу, пока жив.
Вильгельмина, калибр 9 мм. Люгер, который был почти как продолжение моей правой руки, был упакован вместе с Гюго и Пьером. Я нежно провел пальцами по смертоносной, заточенной стали стилета, прежде чем положил его и завернул пистолет, нож и крошечную газовую бомбу в замшевую подкладку. Все трое ушли в мою сейфовую ячейку. На следующий день меня не было,
С тех пор я скрывался в полдюжине стран под вдвое большим количеством вымышленных имен. Я хотел тишины и покоя. Я хотел, чтобы меня оставили в покое, чтобы я был уверен, что буду проживать каждый день, чтобы наслаждаться следующим.
У меня было ровно шесть месяцев и два дня, прежде чем в моем гостиничном номере зазвонил телефон. В девять тридцать утра.
Я не ожидал телефонного звонка. Я думал, что никто не знал, что я был в Эль-Пасо. Звонок в колокольчик означал, что кто-то знает обо мне что-то такое, чего им не следует знать. Мне эта идея чертовски не понравилась, потому что это означало, что я стал небрежным, а небрежность могла убить меня.
Телефон на ночном столике у моей кровати настойчиво завизжал. Я протянул руку и взял трубку.
"Да?"
«Ваше такси здесь, мистер Стефанс», - сказал чрезмерно вежливый голос портье.
Я не заказывал такси. Кто-то давал мне знать, что он знает, что я в городе, и что он также знает псевдоним, под которым я зарегистрировался.
Бесполезно гадать, кто это был. Был только один способ узнать.
«Скажи ему, что я буду через несколько минут», - сказал я и повесил трубку.
Я специально не торопился. Я лежал растянувшись на большой двуспальной кровати, подперев голову сложенными подушками, когда зазвонил телефон. Я закинул руки за голову и уставился через всю комнату на свое отражение в большом ряду несовершеннолетних над длинным, обшитым ореховым шпоном, тройным комодом.
Я увидел тощее, гибкое тело с лицом неопределенного возраста. Это лицо просто скучало по красоте, но не в этом дело. Это было лицо, отражающее холод глазами, которые слишком много видели за одну жизнь. Слишком много смерти. Слишком много убийств. Слишком много пыток, увечий и больше кровопролития, чем должен видеть любой мужчина.
Я вспомнил, как однажды, несколько лет назад, в комнате небольшого пансиона в не слишком элегантном районе Рима на меня вспыхнула девушка и назвала высокомерным хладнокровным сукиным сыном.
«Тебе просто наплевать! Ни обо мне, ни о чем-нибудь! » она кричала на меня. «У тебя нет никаких чувств! Я думал, что что-то значу для тебя, но ошибался! Ты просто сволочь! Для тебя это ничего не значит - чем мы занимались последний час? »
У меня не было для нее ответа. Я лежал голый на смятой кровати и смотрел, как она заканчивает одеваться, без тени эмоций на моем лице.
Она схватила сумочку и повернулась к двери.
«Что делает тебя таким, какой ты есть?» она спросила меня почти жалобно. «Почему с тобой нельзя связаться? Это я? Разве я не имею для тебя никакого значения? Я для тебя абсолютно ничего?
«Я позвоню тебе сегодня в семь», - коротко сказала я, игнорируя ее гневные требования.
Она резко развернулась и вышла за дверь, захлопнув ее за собой, я смотрел ей вслед, зная, что к вечеру она в одно мгновение узнает, что для меня она еще не «абсолютно ничто». Я не позволял своим чувствам иметь какое-либо значение, потому что с самого начала нашего романа она была одной из многих, кто играл роль в моем задании AX. Ее роль закончилась той ночью. Она узнала слишком много, и в семь вечера я опустил ее последний занавес своим стилетом.
Теперь, несколько лет спустя, я лежал на другой кровати в гостиничном номере в Эль-Пасо и рассматривал свое лицо в зеркало. Это лицо обвиняло меня в том, что я был тем, кем она меня называла - усталым, циничным, высокомерным, холодным.
Я понял, что могу лежать на этой кровати часами, но кто-то ждал меня в такси, и он никуда не денется. И если я хотел узнать, кто проник в мою анонимность, был только один способ сделать это. Спуститесь к нему лицом.