Разговоры с Родриго де Бастидасом, помогающие Веласкесу лучше понять того, кто будет вторым посланником на переговорах с таино. Он подходил к порученному ему чрезвычайно серьёзно, зная, что тут ошибиться нельзя, что его невольное развязывание войны с империей Теночк — прямо не обвинили, понимая, что она всё равно бы началась — нарушило многие планы, хотя бы связанные с выигрышем времени на лучшую подготовку. Не обвинили, но запомнили! А память у монарших особ, она и впрямь особенная, способная проснуться в самый неожиданный момент, добавив к новому греху старый. Или напротив, окончательно забыть о нём, особенно при награждении за действительно важный для короны успех.
Переговоры с таино являлись важными, что бы по этому поводу ни ворчал Христофор Колумб, Пинсоны и их родич де Лепе. Бастидас, и то не до конца осознавал, какое значение сейчас играло заключение если и не мира, то хотя бы перемирия на достаточно долгий срок. Зато понимали сын вице-короля и его брат, Диего с Бартоломео, которые сразу выразили вице-губернатору Кубы своё полное расположение и поддержку. Осторожные, вестимо, поскольку меньше всего онихотели ссориться с братом/отцом, но сам факт был показателен. Именно Диего Колумб стал для Веласкеса живой и очень умело говорящей книгой, повествующей об особенностях войны именно с местными касиками во главе с Анакаоной. Той самой женщиной, ненавидящей испанцев, мстящей им за смерть мужа и многих членов её рода — умной и коварной противницей, с каждым даже не годом, но месяцем становящейся более и более опасной.
— Она умеет учиться у всех и от всего, — при беседе за парой бутылок привезённого из Испании вина цедил довольно горькие слова сын вице-короля. — Собственные поражения и победы, опыт других. Неудачи кубинских касиков и их успех во взятии крепостей после объединения с науа. Горечь собственных поражений, ещё когда был жив её муж и другие. Она как морская губка, вобрала в себя все, что ей дали наставники из империи Теночк и мы сами, даже против своей воли. Учиться можно и просто смотря на сражения, проживая их, переживая и… переваривая. Эта выползшая из адских глубин тварь вобрала всё дельное и отрыгивает попадающийся мусор чужих ошибок. Я хотел бы привязать её к дереву и расстрелять из аркебуз, после чего сбросить тело в море с высокой скалы, сожри её рыбы!
— Настолько опасна? — не то чтобы не поверил Веласкес, скорее просто желал подвигнуть собеседника на ещё более серьёзные откровения. А тот и не собирался таиться, выплёскивая на нового и дельного собеседника то, что, видимо, не всем мог открыть. Уж точно не своему отцу.
— Её надо было прикончить сразу, как только стало ясно, как умело она подобрала власть над родом и союзными касиками после гибели Каонабо, своего мужа. Совсем понятно стало, когда стала привязывать к себе других, ранее нейтральных или даже недоброжелательно относящихся к ней. И ведь был способ, был! То есть он и сейчас есть, но им не воспользоваться.
Удар кулаком по столу. Крепкое ругательство, затем сменившееся откровенным богохульством. Раньше бы Веласкес поостерёгся слушать такое, но теперь, после уничтожения как инквизиции, так и тех людей, которые в ней состояли… это было неважно не только в империи Борджиа, но и по всей Европе. Или почти неважно, если шла речь о сфере влияния Авиньонского Папства.
— Запрещено Кодексом Войны? — высказал наиболее разумное предположение вице-губернатор Кубы, как оказалось, попадая в центр мишени.
— Им! Тогда ещё, когда мой отец только начинал приводить к покорности Эспаньолу, наводя страх и уничтожая те племена, которые не спешили склонить головы и преклонить колени перед испанским знаменем, он и его близкие заметили одну особенность индейцев. Доверчивость! Их было легко обмануть, все их хитрости были пригодны лишь для охоты на зверей и обмана маленьких детей. Объявление встречи, обещание, что придут, например, по два десятка человек. Обещай, потом отбери людей, поручи нужному командиру, чтобы тот довел отдельную, вне обещаний, полусотню из числа умеющих неслышно подобраться, дай залп по всем или по некоторым индейцам, кто не нужен живым… И всё, враг обезглавлен, а предводители мертвы или захвачены в плен. Так было, так делалось. Теперь же нельзя. Запрет. Абсолютный. Ну вот почему император-тамплиер подсунул нам не сам Кодекс, он действительно важен и полезен, но распространение его на этих… этих индейцев⁈