Злополучный документ состоит почти целиком из шапки. Уже известные Валентин и Маркион
Прекрасно! Можно переслать эту пакость куда следует!
а также некто Кирилл
Нет, не переслать.
и полторы тысячи их учеников подают вот это самое слезное прошение. Они челом бьют, уже в который раз, на мучителя Иринея. И так-то они, грешные, терпят муки, а оный Ириней вознамерился силой спасти их души и привести к раскаянию. Ежели они покаются (да в чем же?), то Судьи Адовы, проименованные тут золотом, отправят их на муки еще горшие. А ежели они будут упорствовать в ереси - тогда упомянутый Ириней, человек методичный, работящий, требующий, чтобы все трудились ради спасения душ, станет их вольным-невольным палачом. Занудство оного Иринея известно всем. Так вот, упомянутые выше Валентин, Маркион, Кирилл и полторы тысячи их учеников покорнейше просят Судей Адовых (проименованы золотом) перевести оного злодея Иринея в адские слуги. А будет ли то ему наградой или наказанием (Ириней не жесток, просто беспощаден), это просителям заранее не известно.
Вот оно, значит, как! Возвращаться из Лимба в канцелярию - гиблое дело. Душа рассыпается пылью по поверхности стола, но не исчезает. Ах, как же это обидно! Вот оно как! Прошение нелепое, эти сукины сыны сделали пародию. Они, не без оснований, считают Ад машиной; логика адских канцелярий может им как-то помочь, если они нашли верные формулировки, правильные спусковые крючки. В то же время пародия дает им повод посмеяться над всеми участниками этого действа - ими, ничтожествами, нудным Иринеем, адской троицей и даже самой Ананке. Вот только о канцеляристах они и не подумали. Ибо теперь прошению должен быть дан ход, коли его породили. И теперь он, Бенедикт, должен написать 1554 отписки и внести все это в шесть журналов, а потом и в седьмой. То же самое сделают и другие столоначальники, выбора у них нет. Так кто из вас адские служители - благодетельный Ириней или вы, утонченные Валентин, Маркион и Кирилл? Чиновник и на Земле не считается человеком, это живая машина. Но все-таки есть смысл смеяться.
Засучивши правый рукав (левый, где хранились бумаги, не поддался), столоначальник КL захихикал, сначала нервно, потом сердито и далее совсем уж ехидно. Так он сотворил еще один документ, для себя. В нем он слезно и покорнейше просил направить под его начало оного Иринея, если того решено будет использовать в качестве адского служителя - нелепо растрачивать такие способности и делать из него слабого палача.
Пока столоначальник писал, какие-то люди входили, отодвигали стулья, наливали чернила, чинили перья, разбирали бумаги. Постепенно и незаметно 1554 документа расползлись по столу, были сотворены и учтены так, как следовало. Чиновники переговаривались между собой и, видимо, сами все знали, так как столоначальника никто не по тревожил. Когда закончили скрипеть, шуршать и переговариваться, тот, кто сидел у входа, позвонил в судейский колокольчик. Тут же, словно бы того и ждал, вошел еще один. Даже для Преисподней такая скорость была удивительна. Новенький поклонился, поискал взглядом главного, нашел Бенедикта и поблагодарил. Тот спросил:
- За что же?
- Я - Ириней из Лиона.
- Значит, курьера придется подождать, все в порядке. Очень, очень рад Вам.
Ириней удивился, а вот Бенедикт был по-настоящему рад. Во-первых, поддался Ад (хотя кто его знает - может быть, своей проницательностью столоначальник КL его только укрепил, сделал чуть поудобнее?); во-вторых, умные силы Иринея будут растрачиваться чуть менее бездарно.
Призванный Бенедиктом пока стоял; когда-то его вырядили в шутовское облачение - оно изображало епископское. Потом нанесли несколько ран мечами - раны эти не оставили кровавых потоков - одна или несколько причинили смерть, остальные были нанесены уже трупу. Странно: раны колотые, но их места и размер очень медленно, неуловимо менялись, и было уже не понять - как их нанесли, как удар следовал за ударом. Это наваждение прошло, раны исчезли (не затянулись, а именно пропали), а вот шею епископа обернуло широким рубцом, не топора, а тоже меча.
Да и лицо его было странным - большеглазое, чернобровое, бородатое - обыкновенный южный святой. Византиец? И более ничего о нем сказать невозможно. Столоначальник посмотрел-посмотрел, что-то для себя решил и указал новенькому место по правую руку. Тот сел и поглядел вопросительно.
- Вот, смотрите. Это мое прошение о Вашем переводе сюда - еще не успел отправить. Вот что - Вы напишите рапорт от своего имени, что Вы уже здесь. И отошлем задним числом.
- Эх, господин мой, нет здесь ни задних, ни передних чисел...
Бывший епископ Лиона позволил себе вольность - махнул рукой. И сел.
Вот еще странность - Бенедикт не представился, а Ириней не спросил, как обращаться к столоначальнику. Вот уж деталь бумажной машинки!
..
Ах, не зря, не зря так навязчиво беспокоил Бенедикта глупый сюжет о царе с ослиным ушами. Видно, эти уши не мешали Мидасу превращать все вокруг в золото, золото, золото! Точно так же Бенедикт превращал души в бумаги. Бумаги имеют подлое свойство размножаться: казалось, повысишь голос или пожирнее поставишь точку, и рассыплются стопки; когда документ соскальзывает с документа, они совокупляются, распадаются на куски, плодятся - и вот уже бумага выдавливает из помещения человека за человеком. Хорошо бы, если б это было так! Но пространства Ада невозможно заполнить - потому и говорят, что Ад вечно голоден.
***
Что ж, это шутовское прошение было вступлением. Пришло второе, непонятно как.
Ириней заполнял журнал, а Бенедикт просматривал докладные. Их пишет такой же писец, как и они, канцелярский. Но то, странное, и написано странно - стойте, это же Людвиг Коль, старый библиотекарь! Почерк его. И пишет доктор Коль о том...
Если в Преисподней, паче чаяния, появится кот странной окраски... У него бледные глаза, короткая шерсть, черные голова, лапы и хвост, а сам он бурый и толстый. Зовется оный кот Базилевсом и принадлежит он библиотеке университета города N. Следует знать, что животные грехов не совершают, не так их задумал Господь. Потому-то и Базилевс неповинен ни в каком колдовстве - это можно сказать заранее. И за свой странный вид он отвечать не может - таким уж он родился. Потому, ежели этот кот объявится в Аду, вот что предлагает Людвиг Коль - раз зверь служил в библиотеке, так пусть и тут сторожит документы, крыс ловить он умеет. Если крыс тут нет, пусть спит на бумагах. И еще: Базилевс - кот общительный, одному ему будет скучно. Для того, чтобы его мучить, он не годится - чересчур пуглив и совершенно не зол, душа у него слишком летучая, теплая и мягкая. Чтобы всех утешать, тоже не подходит - он всецело привязывается к кому-то одному. Но еще лучше будет, ежели кота направят в кошачий Рай или создадут таковой. Насколько он, доктор Коль, знает Базилевса, в этом Раю всегда тепло, а земля покрыта мягкой шерстью, и текут в ней реки сливок. Травка на ней растет только местами, но очень вкусная. На деревьях растут мясоовощи, на кустах - рыбоягоды: стоит лишь взглянуть на них, эти вкусные вещи сами падают наземь и начинают кататься, играть с котами в догонялки. Если же внимание Людвига Коля к оному Базилевсу причинит коту вред, то доктор Людвиг Коль впадет в самое глубокое и искреннее раскаяние. А Базиль, добрейшее существо, обижаться и злиться не умеет - только утешать и заботиться. Так что мучить несчастное животное себе дороже. С почтением, Людвиг Коль.
Прочитав это, Бенедикт медленно пришел в себя и решил: Людвиг или умер в маразме, или сошел с ума уже в Преисподней. Так шутить - и ради чего? но под скрепкой был еще второй документ, его же рукою написанный.
Людвиг Коль доказывал с помощью богословских и философских доводов, языком то юридически точным, то причудливым, как у медиков - у него нет никаких оснований находиться в Аду. Книг ворованных он специально не покупал. Он хранил то, что скупил, вот и все. То же самое относится и к тому, что он якобы распространял колдовские, алхимические и враждебные Церкви источники. Ничего он не распространял - хранил у себя. Казенных денег зря не расходовал, тратил, наоборот, свои собственные. Ничего ни у кого не вымогал - ректор завещал ему книги и рукописи совершенно добровольно, ради сохранения. Вольнодумцев у себя доктор Коль не привечал, ибо при жизни был необщителен и непредсказуем.