К этой странной старухе вполне мог пойти в гости странный старик. Но шагов она не расслышала, стука в дверь и скрипа петель тоже. Правда, у Фаины Григорьевны тяжелая и очень тихая дверь.
Стоять дальше и, сомневаясь, ковырять в носу не было смысла. Девочка повернула обратно и направилась домой. Если бы взрослый средь бела дня увидал привидение, то сошел бы с ума - это произошло с Ковриным, который говорил с Черным Монахом - а ведь Монах с ним подружился, любил его! А ребенок, уйдя из Иного Места, повел бы себя так, словно все в порядке, он теперь в нормальном мире. Девочка не могла поступить ни так, ни этак. Она решила: пора поливать огород и гладить белье. Все. И пошла домой. Шла себе, думала про овощи и неглаженые носки, и не обратила внимания, что Душман куда-то убежал.
***
Итак, послушная девочка с благими намерениями возвращается домой. Пока она не думает ни о чем по-настоящему важном, пока ее мысли замерли, мы можем рассмотреть ее получше. Она идет, а толстый блокнот хлопает ее по бедру; девочка этого не замечает. Она сутулится и подволакивает ноги в кедах - так она делает в крепкой задумчивости. А поскольку задумывается она часто, то обувь на ней просто горит, и она донашивает то мамино, то бабушкино старье. Она шевелит губами и хмурится. Мама говорит, это тики. Девочка довольно тщедушная, с большой головой. Палка-палка-огуречик, получился человечек. У нее есть повод для смущения - грудь начала прорастать еще в третьем классе, потому она и носит мешковатые футболки, иначе за "титьки" ее станут хватать просто из озорства (проверить, носит ли она лифчик; но таких маленьких лифчиков не бывает). Ножки у девочки короткие и немного похожи на букву Х. Зато лоб широк (лобные бугры как зачатки рожек), глаза большие и синие, брови широкие, а губы тонкие и нос еще не оформился. Есть щечки. Светлые волосы лежат в основном легкими волнами, но есть и более крутые кудряшки и завитки. Такие волосы прическу не держат, и мама все время пытается пригладить дочурке кудряшки, а та уворачивается. Летом девочка не стрижется и ходит лохматая, этакий очень запущенный ангелочек, еще не отрастивший крыльев и с бабушкиными часами на руке. Вместо крыльев торчат лопатки.
Что же теперь писать в Зеленой Тетради? Сегодня я в 14.16 или около того видела там-то и там-то Черного Монаха? Да если мама это прочтет (а она считает, что обязана перечитывать любую детскую писанину), то она тут же отведет дочь к своей подруге, психиатру-невропатологу. Подруги меняются книжками и гоняют чаи из корней валерьянки. А девочка дружит с дочкой психиатрицы, очень капризной Юлечкой из балетной школы. Сама девочка ходит в школу художественную, у нее нет ни слуха, ни чувства ритма, ни пластики - мама и эта Людмила Евсеевна, психиатр (очкастая тетка с химзавивкой), всегда так говорят. Но в дневник наблюдений надо записывать все, иначе это не наука! Может быть, сочинить про Черного Монаха сказку, и это собьет маму со следа? Она и так считает, что девочки должны быть вроде Юлечки - платьица-оборки, куклы-капризы, а вот ее дочь - это какой-то казак, и подружки у нее такие же. Дочка только первое лето ходит без ссадин на коленках и синяков под глазом...
Решаясь на такую сделку с научной совестью ради спокойствия мамы, девочка вернулась в реальный мир и зашаркала бабушкиными кедами еще сильнее. Но пыль все равно почти не удалось поднять. Пыль, поднявшись всего на сантиметр, тут же осела. Девочка была на повороте во двор, а это и есть самая что ни на есть реальная реальность. Не рассказывать же о Черном Монахе, который идет в гости к старой ведьме, Лильке и Оле? Это же просто-напросто девочки с косичками! Лилька (в белом сарафанчике вроде матроски) и Оля Волкова (в выцветшем зеленом платье в горошек) сидели на лавочке, словно две бабуси, выгуливали колорадских жуков на ниточках и ели семечки. Рядом в пыли копалась рыжая курица, торопилась склевать скорлупки. Иногда девочки вспоминали о ней и кидали семечко-другое. Обе они - девочки-дразнилки, на класс старше нашей героини, они никого зря не мучают.
Оля Волкова - ничего себе девчонка, но она всегда хочет быть лучшей, потому что она старше. То она больше грибов набрала, то пескаря первая поймала! Зато Оля каждый год весной и осенью лежит в больнице - у всех по две почки, а у нее три, и все они болят. Там она научилась плести всяких чудиков из крашеных капельниц и учит этому всех, кому интересно. Но капельницы сейчас так просто не дают, из-за СПИДА. Их приходится искать на больничной помойной машине и отмывать от крови где-нибудь в луже поблизости. Олю воспитывает бабушка, у нее опухают ноги. Оля то общипывает пух с кроликов, то кормит индюшат, то следит за козами, чтобы они не жрали окурков и не портили молока. И при этом у нее всегда есть свободное время. Бабушка девочки говорит, что бабушка Оли уже никогда не будет нормально ходить, и отпускает свою внучку на помощь другой внучке. Чаще всего вместе приходится собирать коз на закате. Если сразу не поймать за рога белого козла с крестом на спине, он сделает так, что остальные трое будут метаться по огромному кругу, их придется ловить по одной, пока они не устанут. А это нежелательно, их ведь нужно еще и доить. Олин отец когда-то лежал в психушке, и за это его лишили родительских прав. Мать где-то скитается по деревням и пьянствует. Отец - нормальный тихий непьющий дядька, хоть и псих, пропадает в лесах и на реке. С ним можно ходить на рыбалку, мама и бабушка отпускают.
Сейчас Оля и Лилька вели самый интересный за несколько дней разговор - надо ли снимать трусы, если тебе вырезают аппендицит?
- Не аппендицит, а аппендикс! - авторитетно сказала толстая Лилька, дочь диетсестры и буйного алкоголика.
Ответ на этот вопрос девочка знала точно. Когда Олеська вместо того, чтобы вернуться из лагеря, угодила в больницу в городе с аппендицитом, девочка спросила бабушку как раз об этом. Так поворчала: "Все вы только об одном и думаете! Может, вашей Олеське там совсем плохо?", но объяснила все, как есть. И сейчас девочка сказала:
- Привет. Не только трусы снимают - еще бреют одно место! Мне бабушка сказала.
Ну, если бабушка сказала - значит, так оно и есть. Девочка сделала то, чего делать не очень-то и надо: Оля и Лилька сидели бы еще долго, выгуливали своих жуков, обсуждали, снимают или не снимают трусы при аппендиците, придумывая бог знает какие жуткие подробности. А теперь тема разговора враз исчерпала себя, и собеседницы растерялись. Но девочка, сама того не желая, пустила разговор по новому руслу.
- А зачем бреют? - невинно спросила Лилька, а Оля сказала:
- Привет, Знайка.
Знайка! Все, назвали - так оно и будет. Прошлым летом передавали из рук в руки "Незнайку на Луне". И прозвали ее Знайкой. Девочка решила - все это потому, что ей выписали очки для школы, и перестала их носить. Мама потребовала объяснений. Дочь заявила, что ее из-за очков прозвали Знайкой, а Знайка - зануда! "Но ты и есть зануда, дочь моя" - важно ответила мама и рассмеялась. А прозвище приклеилось, хотя Знайка носила очки только на уроках. Мама даже на этом сильно не настаивала - отец Знайки близорукий, дочь на него очень похожа, а теперь еще и эти очки...
- Зачем бреют там? - повторила Лилька.
- Дура, - осадила ее Оля. - И этого не знаешь.
- Чтобы волосы в рану не попадали, - добавила ужасов Знайка.
- А все хирурги - мужики! - вздохнула Лилька. - И даже Машкин папа.
- Машкин папа, - властно объяснила Знайка, - Будет смотреть тебе на кишки, а не туда.
- Фу-у, Знайка! Плюнь три раза!
- Тьфу, тьфу, тьфу!
- Пойдем куда-нибудь? - Оля встала и спустила жука с нитки.
- Не, - Знайке было как-то вяло. - Надо белье гладить и огород поливать.