Меланта с трудом справилась с головокружением. Она висела над зияющей бездной, расщелиной во вселенной, черной, беззвездной, огромной. И пустой.
Потом она вспомнила – Вуаль Грешницы. Это просто облако темных газов, ничего страшного, галактическая свалка, поглощающая свет звезд Границы. Однако, с такого близкого расстояния Вуаль казалась гигантской, ужасающей, и Меланта заставила себя отвести взгляд, когда ей показалось, что она падает. Это была открытая пасть под ней и под хрупкой серебристо‑белой раковиной «Летящего сквозь ночь», пасть, готовая их проглотить.
Меланта коснулась одной из кнопок управления на вилкообразном руле, повернувшись так, чтобы Вуаль была сбоку, а не под ней. Это немного помогло. Не обращая внимания на стену тьмы, она сосредоточилась на «Летящем». Это был самый большой объект в ее вселенной, светлый среди тьмы, а разодранный грузовой трюм делал корабль плохо уравновешенным.
Она видела другие скуттеры, описывающие петли в темноте, собирающие части разорванной обшивки корабля, цеплявшие их и тащившие обратно. Лингвисты как обычно работали вместе, деля один скуттер. Роян Кристоферис был один, работая в мрачной тишине. Меланте пришлось пригрозить ему применением силы, чтобы он присоединился к ним. Ксенобиолог был уверен, что все это – очередная ловушка, что когда они окажутся снаружи, «Летящий сквозь ночь» включит гиперпривод и улетит, оставив их на верную смерть. Его подозрения еще больше подогрел алкоголь – от него так и несло, когда подгоняемый Мелантой и Д'Бранином он надевал скафандр. У Кэроли тоже был скуттер, а также молчаливый пассажир – Агата Марий‑Блек, спящая в своем комбинезоне после свежей порции лекарств, привязанная к сидению экипажа.
Пока ее коллеги работали, Меланта ждала Ройда Эриса, время от времени разговаривая с ним по радио. Лингвисты не привыкли к невесомости и почти непрерывно жаловались, находя однако время для ссор. Кэроли приходилось то и дело успокаивать их. Кристоферис почти не говорил, а если и открывал рот, его комментарии были сухи и язвительны. Он все еще был зол. Меланта проводила его взглядом, когда он пролетал в ее поле зрения – прямая фигура в облегающем черном скафандре, крепко держащаяся за руль скуттера.
Наконец, круговой шлюз на вершине ближайшей из главных сфер «Летящего» открылся, и из него вылетел Ройд Эрис.
Она смотрела, как он приближается, гадая о его истинном внешнем виде. Воображение предлагало дюжину противоречащих друг другу обликов. Его изысканный, культурный, пожалуй, слишком формальный голос и способ говорить напоминали ей иногда темнокожих аристократов ее родного Прометея, волшебников, играющих с человеческими генами и забавляющихся странными сложными играми в общественное положение. В другой раз его наивность заставляла представить его как неопытного юношу. Голограмма, которой он пользовался, изображала молодого мужчину, несколько утомленного, однако по его собственным словам он был значительно старше. Впрочем, когда он говорил, Меланте было трудно представить, что она слушает старого человека.
Она почувствовала дрожь возбуждения, когда он приблизился. Его скуттер и скафандр беспокояще отличались от тех, которыми они пользовались. Это сделано чужаками, подумала она и быстро отогнала эту мысль. Такие отличия ничего не доказывали. Скуттер Ройда был большим – длинная овальная плоскость с восемью снабженными суставами рабочими руками, торчащими из‑под нее, как ноги металлического паука. Под пультом управления был смонтирован высокоэнергетический лазер, грозно выдвигающий вперед свое длинное рыло. Скафандр Ройда был гораздо массивнее, чем старательно спроектированные Академией вакуумные костюмы, которые они носили, с горбом между лопатками, вероятно, скрывающим усилитель, и стрелками на руках и шлеме. Все вместе приводило к тому, что фигура казалась тяжелой, горбатой и деформированной.
Однако, когда он приблизился настолько, что Меланта смогла увидеть его лицо, оказалось, что оно совершенно обычное.
Белое, очень белое – таково было первое впечатление. Белые, коротко подстриженные волосы, белая щетина на резко очерченном подбородке, почти невидимые брови, под которыми беспокойно бегали глаза, большие и ярко‑голубые – лучшая из черт его облика. Кожа его была бледной и без морщин, почти не тронутая временем.