Недолго размышляя по поводу повседневной диеты своей гостьи, он купил нью‑йоркских ростбифов, консервированный венерианский лягушачий суп, дюжину местных яблок и два фунта зеленого салата, великолепно прижившегося на плодородной почве марсианских каналов. Такой подбор продуктов удовлетворил бы вкусы любого представителя известных Джо разумных рас. Удачно проведенный день удачно завершился.
Поднимаясь по лестнице, Техасец распевал вполне пристойным баритоном припев из «Зеленых холмов Земли».
Закончив упражнение по вокалу, Джо осторожно побарабанил в запертую дверь ногой, что свидетельствовало не о пробелах в воспитании, а об изобилии покупок. После секундной паузы негромко скрипнул поворачиваемый в замке ключ. Шамбло распахнула дверь и бесшумно отступила в сторону, глядя из темноты на то, как Техасец борется со своей поклажей.
– Чего ты свет‑то не зажигаешь? – Джо наконец свалил груз на хлипкий столик. – Ногу вот из‑за тебя о стул расшиб.
– Свет и… тьма… для меня… едины, – пробормотала девушка.
– Понятно… Глаза, как у кошки. Да и вообще ты здорово напоминаешь их породу. Вот, смотри, принес тебе подзаправиться. Выбирай что хочешь. Любишь, киса, ростбиф? Или вы там у себя, не знаю уж где, предпочитаете лягушачий суп?
– Нет, – Шамбло испуганно потрясла головой и попятилась. – Я не могу… есть… вашу пищу.
– Так ты что же, – озабоченно нахмурился Джо, – и эти, из коробки, таблетки… Их ты тоже не ела?
Красный тюрбан качнулся налево, потом направо. Нет.
– Значит, ты просидела тут без крошки во рту… сколько там получается? Больше суток! Ты же с голоду помрешь!
– Совсем… не голодна, – Шамбло пожала плечами.
– Так что же тебе купить? Я еще успею, если бегом. Того она не ест, этого не ест… Чем ты вообще питаешься? Духом святым?
– Я… поем, – негромко сказала Шамбло. – Скоро… я… поем. Ты… не беспокойся.
Девушка отвернулась к окну, к залитой лунным светом пустыне, всем своим видом показывая, что считает вопрос исчерпанным. Техасец окинул стройную фигуру недоуменным взглядом, покачал головой и потянулся за банкой с ростбифом. В обещании «скоро поем» прозвучала странная, тревожная двусмысленность. Да и в чем, собственно, дело? У девицы есть и язык, и зубы, и, судя по формам тела, приблизительно такая же, как у человека, пищеварительная система, значит, человеческая пища ей подходит. Ела она пищевые таблетки, наверняка ела, а теперь врет. Зачем?
Из‑под крышки термостойкого контейнера вырвалось облачко пара. Джо вдохнул запах жареного мяса и сглотнул слюну.
– Не хочешь – и не надо, мне больше достанется, – философски заметил он, вываливая содержимое банки в глубокую миску‑крышку и вытаскивая из промежутка между внутренним и внешним контейнерами ложку.
Устав созерцать пейзаж за окном («Устала ли? Может, по другой причине? Кто знает, что у этой кошки в голове?»), Шамбло повернулась и выбрала другой объект для изучения – проголодавшегося разведчика. Через некоторое время взгляд ее зеленых немигающих глаз начал действовать Джо на нервы.
– А может, поешь все‑таки? – пробубнил он, торопливо проглотив кусок сочного марсианского яблока. – Вкусно.
– Пища… употребляемая мной… вкуснее, – медленно отозвалась Шамбло. И снова, как и пять минут назад, в ее словах прозвучала какая‑то зловещая двусмысленность. Ночью, в лесу, у затухающего костра, дети – да и не только дети – любят пугать друг друга и себя самих рассказами про всякую чертовщину… Охваченный неожиданным подозрением, Техасец пристально посмотрел на девушку. В ее словах – нет, скорее не в словах, а в недосказанном – таилась непонятная и все же явственная угроза.