— Это он тебя сделал такой?
Видимо, от него не укрылось это безумное внутреннее величие: чувство, порицаемое в этом регионе. Человек должен знать своё место и не пытаться перепрыгнуть других.
— Скажем так, он помог мне раскрыть потенциал.
Что-то жёсткое было в моём голосе. Я понимала, что он не ожидал встретить такую версию меня. И не был к этому готов, впрочем, как и я.
— Ты останешься в Киеве с ним?
Я промолчала. Это его не касалось.
— Я не осуждаю тебя, но только хочу сказать, что не чувствую от тебя того тепла, к которому все так тянулись.
— Ну не всё же мне отдавать. Хорошо присосаться к чужому теплу и греться, ничего не отдавая взамен.
— Слышала бы тебя сейчас Верка! Она ведь верит, что ты просто влюбилась по уши в того олигарха, что он тебе голову задурил, а вон оно как. Ты и сама кому угодно теперь голову задуришь.
— Вы преувеличиваете мои способности. Я всего лишь хочу жить так, как хочу.
— Шагая по головам?
Он ничего не знал, только предполагал, но промахнулся, и вся весомость его слов сразу же осыпалась в моих глазах.
— А вот тут вы ошиблись. Мне не нужно шагать по головам, чтобы получить желаемое. Порой стоит лишь попросить. И тебе это дадут.
— За красивые глаза? Ива, я считал тебя взрослой девочкой.
— Я Ева. И вот теперь я действительно взрослая девочка.
— Да уж, — Дядя Гера выглядел подавленным. Я буквально видела, как его заготовленная речь разбилась о моё поведение. — Завтра ты будешь отмечать здесь День рождения, придут все твои старые знакомые. Я тебя очень прошу, побудь ещё один день той девушкой, которую они знали. Пусть у них останется о тебе только хорошее воспоминание.
Я усмехнулась настолько ядовито, и губами, и глазами, что Дядя Гера поспешил выйти в зал, подальше от меня, и больше мы не пересекались. Что ж, ещё один человек, который не принял моих изменений. Но я постаралась скрыть случившееся и от Верки, и от Макса. Вышла, улыбаясь, как ни в чём не бывало. Но Макс всё понял.
— Ян бы гордился тобой. В тебе появилось что-то гордое, королевское. Изменился взгляд и осанка. Этот мужик тоже наговорил тебе простых житейских мудростей?
— Как ты быстро меня раскусил! — засмеялась я, и золотистые искорки посыпались в полумраке. Мне было безумно легко и приятно сидеть вот так с Максом, и я захотела закрепить этот момент выпивкой.
Верка быстро налила нам коньяк (кстати, местный, но очень качественный, в нём я всегда ощущала жаркое августовское солнце), и я впервые сказала тост:
— За ту встречу на вокзале! Спасибо тебе!
Коньяк залил меня жаром лета, и я расслабленно зажмурилась. Надо будет взять с собой несколько бутылок. Коньяк был чем-то большим, чем просто алкоголем из родных мест. Это была концентрация земли, воды, солнца и ветров сухой степи. И я умела пить не виноградный спирт, но вытяжку из этих стихий.
На удивление, Макс так же понял мои чувства.
— Ян не узнает тебя по приезду. Ты становишься истинной богиней этих мест. А это крайне опасно для неокрепшей души.
— Именно поэтому ты со мной! И скоро мы снова будем в Киеве. Не думаю, что за сутки случится что-то страшное.
— Не знаю, не знаю. Сколько часов ты провела дома, а вон как всё изменилось.
Говорить было сложно, в баре становилось шумно, но я не собиралась уходить, потому что то и дело появлялись мои знакомые и спешили со мной пообщаться. Многих я приглашала прийти завтра, потому что я буду не только праздновать День рождения, но и устраивать прощальный вечер. В какой-то момент я уловила нечто странное: мои фразы и улыбки, и тон голоса, и мимика — всё было таким, будто это были не мои хорошие знакомые и даже друзья, а чужие люди на одной из вечеринок Яна. Я была настолько же утомлена вниманием и так же не хотела открываться. Просто повторяла одни и те же фразы и уже чувствовала, что устала постоянно вежливо улыбаться.
Весь вечер так бы и прошёл, если бы Верка не вырвалась из-за барной стойки «на минуточку» и не утащила меня в скверик. Даже Макс не пошёл за нами, и я была ему благодарна. Едва переступив порог, я сразу же попала в омут августовской южной ночи, будто нырнула в котёл чёрной тягучей и сладкой субстанции, пряной и пьянящей. Верка не заметила моего оцепенения и сразу же принялась засыпать меня вопросами:
— Ты так и не сказала, почему уезжаешь так рано, почему нельзя отметить День рождения здесь?
— Потому что у Яна есть свои планы на этот день, — ответ был настолько очевидным, что я даже немного нахмурилась, но Верка не заметила этого. В сквере вообще было безумно темно, зато тихо, но мы всё равно отошли к низкому парапету в укромном уголке, чтобы нам точно никто не помешал.
— И ты не сказала, что хочешь провести День рождения дома? Это же твой праздник!
— Ну вот, завтра и будем отмечать. Я рада, что вообще смогла выбраться. У меня действительно порой столько работы, что я не успеваю позвонить маме, чтобы сказать, что жива-здорова.
Верка мне не особо поверила, я видела это по странному розово-фиолетовому свечению, удивительно неприятному для меня.
— Неужели твой парень заставляет тебя так упахиваться? Нахера?
— Когда я устраивалась на работу, он не был моим парнем.
— Кстати, как вы вообще познакомились?
— Сложно не познакомиться, когда я его секретарь.
Верка расхохоталась и едва выдавила сквозь смех:
— Как в лучших бабских сериалах! Шеф соблазняет секретаршу-провинциалку!
Хорошо, что в темноте она не видела, как сильно я стиснула зубы.
— Немного банально, не спорю.
— Но подожди, — до Верки что-то дошло. — Ты же первый раз появилась с ним через пару дней после того, как поехала в Киев!
— Да. И?
— Неужели ты так быстро в него влюбилась? Ива! Я тебя не узнаю!
— В тот вечер я просто с ним позировала для фотографов, ничего такого.
Мне было сложно всё объяснить, не приплетая Кристину, а о ней вспоминать мне ужасно не хотелось, потому что это объяснить уже было невозможно.
— И всё равно. Прошёл только месяц! Сколько парней тебя тут обхаживали, и ты всегда была холодна с ними! Я, конечно, понимаю, что Ян Вронич — это не какой-то там студент, но Ива! Я тебя не узнаю.
Я и сама себя не узнавала, но что поделать? Каждый час наедине с Яном был равен недели с другим парнем. И я не была уверена, что в мире есть подобный мужчина, но разве мог кто-то это понять?
— Во что именно ты не веришь? В то, что я влюбилась так быстро, или в то, что я влюбилась именно в Яна?
Этот вопрос был резковат, но я уже устала от этих полунамёков, хотя бы от Верки я ожидала искренности.
— Ив, ну что ты начинаешь? Я видела тебя влюблённой, и ты тогда буквально летала, сейчас ты не такая. Поэтому я и спрашиваю, уверена ли ты в том, что делаешь.
О, она даже не могла представить, насколько! Ян творил ужасные вещи, и это не изменило ничего. Так что её слова превращались в пыль. С каждой такой фразой всё становилось только яснее.
— Я не скажу, что всё это легко. Но я счастлива. Возможно, впервые по-настоящему счастлива. И разве не это должно быть главным?
Верка помолчала. Она не узнавала меня, и я это понимала. Но что поделать, если изменения, важные для тебя, не нравятся никому вокруг? В конце концов, что важнее: мнение окружающих, или собственные чувства? Ответ, по-моему, очевидный.
— В том-то и дело, что я не уверена, что ты действительно счастлива! Что тебе не кажется. А что, если он поиграет с тобой и бросит?
— Тогда мне будет что вспомнить.
Верка не видела мою улыбку во тьме, но слышала её в голосе.
— Вот теперь я вижу, что ты окончательно потеряна. Ив, ты же всегда была такой рассудительной! И никогда бы не купилась на всё это…
— На «всё это» что? — Верка не отвечала, подбирая слова, поэтому я сказал за неё. — Ты сейчас говоришь прямо, как моя мама. Думаешь, что я с Яном только потому, что он вскружил мне голову богатством и тусовками? Ты права, я никогда не была такой девушкой, и не стала ней, если для тебя это важно. Но я не могу сказать, что не изменилась. Этот месяц был очень тяжёлым, и мне многое пришлось переосмыслить, так что прости, если тебе не нравится, какой я стала. Но я ничего не могу с этим поделать.