— Возможно. Но пока я выгоняю вас из вашей же ванной.
Пока мы поднимались на двадцать пятый этаж, страсть немного поутихла, но эта чёрная ванная комната добавила мне искры. Ожидая, пока вода максимально нагреется, я прижалась к стеклу душевой кабины и буквально утонула в воспоминаниях, связанных с этим местом. Какой же я тогда была беспомощной в его руках! Думала ли я тогда, что придёт время, когда я уже сама приду сюда?
Даже чтобы принять душ и отогреться, мне пришлось выдохнуть и хотя бы попытаться собраться с мыслями. Слишком сложно, невыносимо сложно быть спокойной! Я уже не чувствовала усталости этого дня, или странного холода, преследовавшего меня после ритуала, и уж точно не хотела спать или даже нежиться в воде. Как всё странно изменилось! Вот только недавно я хотела спрятаться, а теперь сгорала от нетерпения. Буквально сгорала.
На ручке двери я с изумлением обнаружила на плечиках халатик и тонкую ночную рубашку. Но зачем? Мне и в полотенце было неплохо, а без него было бы ещё лучше. Что ж, если желание Яна настолько простое — я не буду ему отказывать. Шёлк оказался отрезвляюще холодным, будто до этого пролежал в морозилке. Я даже поёжилась. Так же слишком свежо было и в спальне, поэтому я сама пошла закрывать распахнутые окна и вспомнила, какой сильный ветер был в кабинете Яна в первую мою ночь в этой квартире. Интересно, воспоминания теперь будут преследовать меня на каждом шагу?
— Замёрзла?
— Конечно! Я же только из душа! — фыркнула я, ещё не поворачиваясь к Яну.
— Что ж, значит, будем тебя отогревать.
О, это было лишним! В какой-то момент я снова стала видеть ауру, даже не совсем её, а то странное свечение, которое помогало мне определять эмоции других людей. Но теперь я чётко осознавала, что я сама — ослепительно красная. Пламенно-красная. Это ощущение было намного лучше того комочка ужаса, который покидал салон Жанетты, но для Яна это было слишком. Сам он оставался холодно-чёрным, как то озеро. И этот его холод меня ещё больше провоцировал. Ну невозможно было в тот момент быть настолько сдержанным!
Он спокойно разливал вино по бокалам, а я любовалась ямочкой между ключиц. Рубашка, такая же лёгкая, но уже другая, была не застёгнута на несколько верхних пуговиц. Ян остался верен чёрным строгим брюкам, но остался босиком. Я вдруг поняла, что он никогда даже не снимал при мне рубашку, даже тогда в душе. Надо бы исправить это поскорее.
— У меня тут возник вопрос. К чему этот пеньюар?
— А ты хотела вечернее платье? — Ян вскинул голову, и я поняла, что он сейчас серьёзен.
— Нет. Зачем мне платье? — я чего-то не понимала? Однозначно, не понимала.
— Мне показалось, ты хотела, чтобы всё было идеально?
— Весь день был идеальным, потому что со мной были вы. И платье вряд ли может соревноваться с вами.
Я кралась к нему кошечкой, не чувствуя холода паркета. Тот запах, преследовавший меня с первой нашей встречи, становился сильнее, и я хмелела уже от него одного. Ян стоял с двумя бокалами в руках, опираясь на столик, и ждал. И в его тёмных глазах было всё, чего я могла бы захотеть. Но готов ли он мне это дать?
Я уже и забыла насколько Ян выше меня. Без каблуков рядом с ним я была совсем крошкой, поэтому, подойдя ближе, мне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Такие матово-чёрные, такие спокойные.
— Выпьем за тебя, — Ян протянул мне огромный бокал, в котором было слишком много вина.
— А может лучше за нас? — Мне показалось, что Ян почему-то от меня отстраняется. И это меня удивило, поэтому я поспешила взять этот огромный бокал.
— Наконец-то, появились мы. Да, за это стоит выпить, — я сделала только один глоток и уже хотела поставить бокал на столик, но Ян меня остановил. — Пей до дна.
— Зачем? — я хотела сказать слишком многое, но настолько растерялась, что просто отступила от Яна, сделала только один шаг назад, но этого было достаточно. — Да что с вами происходит?
Всё как-то перевернулось с ног на голову, и получалось, будто это я его соблазняю, а Ян отчаянно оттягивает момент. Даже держа бокал в руках, он умудрился вертеть его за ножку, что сдало его волнение:
— Возможно, ты мне не поверишь, но я переживаю. Я боюсь тебе навредить.
Слов у меня уже не осталось, поэтому я сделала несколько больших глотков и довольно прикрыла глаза. Это вино не просто согревало, оно вызывало воспоминания о тех двух ночах в беседках, о растерянном Яне, вертящем бокал в красивых пальцах, о том, насколько важными были те ночи в моей жизни. Ян чего-то ждал от меня, и это было странным. Наконец, я открыла глаза и твёрдо поставила бокал на тонконогий столик, заваленный всякими мелочами. Ян следил за каждым моим движением, будто боялся, что я сбегу.
— Слишком много слов, слишком много опасений, — я была так близко к нему и рукой скользнула по рубашке, лаская и одновременно успокаивая Яна. — Просто отдайтесь желанию, отдайтесь мне.
С каждым словом мой голос менялся, дрожал, сбивался, и когда я перешла на шёпот, Ян уже не был так холоден.
— Если что-то будет не так — я сообщу, — это были последние слова, которые я успела прошептать, прежде чем Ян подхватил меня на руки, и я уже только испуганно ахнула.
Честно признаюсь, до этого момента я уже присматривалась к столику у стены, но он оказался завален всякими мелочами, чего уж я точно не ожидала от Яна. Так что интересных мест, кроме кровати и кресла, я в спальне не обнаружила. Да и не спрашивал меня никто — Ян одним движением буквально швырнул меня на кровать, как в ту самую грозовую страстную ночь. Вот только на этот раз он не вжимал меня в постель, не оставлял синяки на руках, а бесконечно целовал, правда, всё равно не давая мне никак себя проявить.
Что-то изменилось: либо вино, либо его запах ударили мне в голову. Я окончательно поплыла и мало что соображала, только ощущала его поцелуи и прикосновения рук, пока он вдруг не расцарапал мне бедро. Я уже и забыла, что у него были по-женски коротко подстриженные ногти, ухоженные, но оставляющие следы. От этой странной боли я слабо застонала, чем встревожила Яна. Наконец-то он оторвался от моей шеи и чуть отстранился. Прекрасный момент, чтобы перехватить инициативу: одной рукой я обвила его шею, а другой уже скользнула к его рубашке. Пуговичка за пуговичкой — Ян терпеливо замер, придерживая меня. Как же давно я этого хотела! Что-то безумное было в том, как Ян ждал, пока я сниму с него рубашку, пока исследую его плечи, грудь, живот. Тонкий шрам проходил от левого соска наискось к правому подреберью — неужели именно его скрывал Ян? Если бы я была не настолько отвлечена, то наверняка могла бы узнать историю этого шрама, но пока он только ещё больше меня соблазнял. Странно, но у Яна была гладкая грудь, и мне до безумия хотелось её зацеловать.
Но Ян не дал мне этого сделать. Его терпение не было железным, поэтому он сам рывком снял с себя рубашку и с меня халатик. Слишком порывистые движения подсказали мне, что игры закончились. Ян уложил меня уже так, как это было ему удобно, подмял под себя, и я больше не могла активничать — только наслаждаться. А наслаждаться было чем — пока он целовал меня, его рука по-хозяйски скользнула по бедру, сжала его, пока Ян покусывал мне ушко, и пробралась выше. Скользкий прохладный шёлк уже давно смялся и оказался слишком высоко, но я этого не замечала, сама жалобно прижималась к Яну, хотела быть к нему ещё ближе, слиться с ним. Так что, когда его рука добралась к цели, я не испугалась и не сжалась, а только подалась навстречу.
Этот взгляд я запомнила надолго: Ян перестал меня целовать, чуть отстранился и откровенно любовался мной. Я не сдерживалась, я долго мечтала об этом, хоть и не признавалась себе, но моё тело сказало всё за меня. Слишком влажная, слишком горячая, слишком податливая. Яну не требовалось даже сильно стараться — я выгибалась и стонала от любого его прикосновения, и он начал откровенно меня дразнить. Когда основа ладони оперлась мне на лобок, а пальцы зависли в воздухе, он шепнул:
— Скажи это.
— Пожалуйста… Войди… быстрее…