Из мыслей о жене Данилова вырвала прибывшая скорая. Поступившая женщина жаловалась на сильные, порой нестерпимые боли в животе. До госпитализации к ней уже приезжали врачи, которые пытались купировать болевой синдром, но безуспешно. Данилов обратил внимание на вздутый живот пациентки. Она жаловалась на сильную тошноту, интенсивные позывы к испражнению без положительного эффекта, а ещё её вырвало прямо при нём. Он отметил и сильную слабость, и потливость, и повышение температуры тела. Собрать анамнез как следует не получалось, женщина заговаривалась, но заметив рубцы от прошлых операций, Данилов заподозрил спаечную болезнь, кишечную непроходимость и тромбоз брыжеечных вен. Следующие три с половиной часа Александр провёл в операционной вместе с Володькой.
Вернувшись в ординаторскую, решил, что без кофе заполнить историю болезни никак не получится. Налил чашку, отпил немного и подошёл к окну, поглядеть на звёзды — что может быть романтичней после удачно проведённой операции, чем ночь, чашка кофе, тишина и звёзды на небе. Но не тут-то было, к приёмному подкатила машина скорой, а в дверь ординаторской ворвалась медсестра с сообщением, что к ним поступает раненный на всю голову с множественными осколочными ранениями. Вот такая тавтология.
Тридцатидвухлетний детина, находящийся в глубоком алкогольном опьянении, был явным кандидатом на премию Дарвина. И он бы её, пожалуй, получил, если бы не попал в руки Данилова с Володькой, которые на себя ещё и травматолога вызвали, на дому дежурившего. Даже первичный осмотр и сбор анамнеза сопровождались уж очень ненормативной лексикой, которая и во время операции стала самым главным помощником хирургов. А дело было так: детина, приняв на грудь, решил устроить фейерверк. Ну, от задумки до претворения идеи в жизнь ему понадобились сущие минуты. Металлическая банка у него была, порох тоже в хозяйстве присутствовал. Вот и насыпал наш мудила порох в банку, плотно её закупорил и бросил в костёр, чтоб взорвалось красиво, как у китайцев. Оно и взорвалось, только осколки банки попали в незадачливого взрывателя. Оторвали пару пальцев на правой руке, вошли в мягкие ткани рук, ног и лица, а самый крупный фрагмент пробил живот, разорвал в клочья мочевой пузырь и впился в тазовую кость. Из тазовой кости Данилов вытаскивал осколок при помощи пассатижей и отборного мата! Такого, что у молодого Володечки от слов наставника уши в трубочки сворачивались. Кишечник проверили тщательно, чтоб не дай Бог не пропустить перфорацию, но там всё оказалось целым. Мочевой пузырь латали втроём. Как раз травматолог закончил с ампутацией пальцев и чисткой мягких тканей нижних конечностей. Вот так ночное дежурство плавно перешло в рабочий день и закончилось только к трём часам дня. Выпив ещё пару чашек кофе, Данилов направился к машине, мысленно похвалив себя за то, что не пошёл давеча на работу пешком. Устал как собака.
До дома оставалось всего пара кварталов, когда он увидел спешащую куда-то по тротуару женщину, очень похожую на Соню. В первый момент даже глазам своим не поверил. Сони здесь быть просто не могло! Он никому из знакомых не сообщал свой адрес, даже собственная мать не знала его нынешнего места жительства. Приглашать в гости он её не собирался, а для общения хватало телефона.
Данилов остановил машину, вышел на тротуар и догнал женщину. Сомнения рассеялись — это была Соня. Расстроенная, в слезах, шмыгающая носом и с достаточно большим, выпирающим животом.
— Что ты здесь делаешь? — забыв все правила приличия и даже не поздоровавшись, спросил её Данилов.
— Я… Я к тебе… — Она выразительно посмотрела ему в глаза. — Я за тобой… а там… Я видела её, я разговаривала с ней…
Соня прижалась лбом к груди Данилова, а потом обхватила его обеими руками. Он же стоял не в силах пошевелиться и ничего не понимал. Даже головой встряхнул, отгоняя наваждение и туман в мозгах. Сознание прояснилось, но Соня не исчезла. Александр снял с себя её руки и отодвинул на небольшое расстояние, разглядывая и всё ещё не понимая, как, а главное — зачем она вдруг тут появилась.