— Мама!!!
— Вы живёте вместе? — Мать будто бы и не слышала Асю.
— С кем? Мама, что за фантазии?
— Дочь, мы хоть и далеко, но всё о твоей жизни знаем. У Егора Филипповича много знакомых, приятелей, да просто тех, кто ему обязан по жизни. Мы не одобряем твоего увлечения этим мужчиной. Во-первых, он разведён, это уже характеризует человека. Нет, я понимаю, что на безрыбье… Но, с другой стороны, кого приличного ты можешь встретить в этой дыре… — Мать Аси неожиданно прекратила обсуждать личную жизнь дочери. — У тебя есть время до моего отпуска, а там я на всё посмотрю своими глазами. Приеду, с кавалером твоим познакомлюсь, планы его на тебя выясню и займусь его переводом в город. Есть кому поднимать сельское здравоохранение без вас! Насчёт моего предложения подумай. Эдуард готов простить все твои выходки. Он даёт тебе шанс, но до сентября живи как и с кем хочешь.
— Да уж, спасибо за невероятную щедрость. Непременно воспользуюсь свободой выбора. Хотя сроки уж больно малы. Может быть, вы с Егором Филипповичем уже прекратите так активно лезть в мою жизнь?
— Нет, дочь, не прекратим! Да, годами ты взрослая, а по сути-то дура дурой. Чего ты в жизни добилась? А ведь были такие перспективы! Эдик всегда говорил, что тебя ждёт светлое будущее, а ты? Ты умудрилась разочаровать не только его — своего научного руководителя, но и нас с Егором Филипповичем. И если Эдуард оттаял и забыл все обиды, нанесённые тобой, то пора одуматься, вернуться и начать всё с начала, пока тебе тридцать и вся жизнь впереди. Потому что в тридцать пять ты никому не будешь интересна ни как женщина, ни как сотрудник, будь ты даже семи пядей во лбу. Уйдёт твоё время. И вот тогда ты вспомнишь мои слова, оставшись у разбитого корыта, с текущей крышей в бабушкином доме, которую, я уверена, ты так и не удосужилась перекрыть. Приеду — увижу всё своими глазами и решение приму, как тебе жить дальше, с кем и где.
— Мама, — устало произнесла Ася, поняв своё полное поражение, — мне почти тридцать лет, сколько можно видеть во мне маленькую несмышлёную девочку? Я живу так, как считаю нужным, и даже если с кем-то сплю, то это никого не касается. Давай прекратим этот никчемный разговор!
Ася наконец-то распрощалась с матерью — её монолог утомил — лишь передала пламенный привет Егору Филипповичу. Положив смартфон на журнальный столик, задумалась.
Дальше так продолжаться не может! В своё время она сбежала от этой троицы сюда, в посёлок, и пока была жива бабушка, всё было просто замечательно. Мама не доставала нравоучениями и советами, отчим, казалось бы, забыл о её существовании, а главное, Ася спряталась от Лисицина, зализывая свои раны вдали ото всех, кто её знал.
Бабуля была единственным человеком, не осудившим внучку. Старая женщина просто радовалась присутствию Аси в своей жизни. Наконец-то, под самый занавес, рядом с ней оказалась родная душа. Именно бабушка свела Асю с Диной, через Валерию Павловну устроила на работу.
Ася же была рада оказаться в посёлке, где родился и вырос её отец. Отчим хорошо относился к ней, даже баловал, но любила она лишь своего родного отца. Помнила каждый день с ним. Или ей так казалось… Ведь когда его не стало, ей всего семь лет было.
Егор Филиппович говорил, что она всё придумала, написала сказку, сложив вместе свою любовь, воспоминания матери и бабушки и те истории, что рассказывал ей отец.
Повзрослев, Ася приняла отчима как данность. Неплохой он человек по сути своей, по поступкам, по отношению к матери Аси — она за ним, как за каменной стеной.
Да и на саму падчерицу голоса ни разу не повысил, слова плохого ей не сказал, исполнял все капризы, но это не от любви было, а лишь бы Ася под ногами не мешалась.
Звонок матери разбередил душу. Захотелось поговорить с кем-то родным, поделиться, объяснить, что хоть и не починила она прохудившуюся крышу в бабушкином доме, но никуда уезжать отсюда не собирается.
Оделась, обула сапоги резиновые, на случай дождя, и отправилась на кладбище — посидеть у могилок отца и бабули и совета у них попросить.
Часть 40
Ася всегда так поступала, когда на душе становилось муторно и одиночество зашкаливало. К кому ещё пойдёшь, как не к самым близким людям, у кого ещё совета спросить… Ей казалось, что они услышат и помогут, хотя бы знак дадут. Ведь они любили по-настоящему, а любовь не умирает, она не материальна и распаду и тлену, в отличие от тела, не подлежит.
Она вошла в ограду, присела на лавочку и говорила долго-долго. И о том, как скучает, и о крыше, что совсем прохудилась, а помочь перекрыть некому, да и денег таких нет, чтобы нанять кого, а ещё материал купить. Только у матери с отчимом помощи просить не будет — никакой и никогда.