Однако пропаганда и националистическая истерия — одно, а война — совсем другое. Здесь уже не болтают, хотя смеются и шутят. А что поделаешь — жизнь есть жизнь. Словом, утром следующего дня мы выехали на передовую. Первым, кого мы увидели в окопах, были казаки, этот удивительный народ из разных уголков нашей еще недавно могучей державы.
Они мигом проверили наши документы, не позволяя притронуться к фотоаппарату, потом разрешили снимать, чтобы не было видно лица.
— Значит, правильно говорят на том берегу, что вы наемники и приехали сюда сорвать деньги?
Первый казак: “Какой я наемник. Я работал на шахте, получал 20 тысяч, а здесь — полторы. А фотографировать нас не надо потому, что на родине на нас заведены уголовные дела, по семь лет обещают. Вот и судите сами, за что мы воюем”.
— А с кем воюете?
Второй казак: “Если вы видели пленных с того берега, то вам объяснять не надо. Половина из них — сплошь в наколках. Это уголовники с большими сроками. Их направили на передовую, пообещав амнистию или пересмотр дел на условную меру наказания. В штабе есть протоколы допроса и их показания следственным органам. Почитайте. Попадаются, конечно, озверевшие от национализма молдаване. Был и один русский, "афганец". Я у него спрашиваю: ты чего в своих братьев стреляешь? А он: “Куда мне деваться? С работы меня выгнали, жена не работает, двое детей, квартира в Кишиневе. Куда я поеду, если у меня нигде никого нет и денег нет. А здесь мне три штуки платят. И я стреляю, не целясь. Вот только когда в рукопашную, вы уж, братцы, извините…”
Родная мать у меня на Дону. А эта, что шила мне жилетку для рожков и лимонок, — в Дубоссарах, как бы усыновила меня. Одна она живет, ноги у нее больные. Старушка уже. Всю ее родню в войну румыны убили. Она на меня свой дом переписала и сыном называет. Будете в Дубоссарах, зайдите к. бабке Клаве, там вам скажут, где она живет. Поклонитесь от меня, скажите, что живой ее сынок Саша и вернется с победой и славой. А если погибну — еще больше славы, потому что за русский народ и русскую землю…
— А румыны из-за Прута вам попадались?
Второй казак. "Как распознаешь по мертвому — кишиневский он или бухарестский? Нашли у одного старшего лейтенанта документы на румынском, а Кишинев. говорит, что это новые документы Великой Румынии. О своих потерях они официально процентов на двадцать сообщают. В недавних боях у них около тридцати убитых было, а похоронено пятеро. Значит, остальных увезли в Румынию. У нас есть документальные свидетельства, что туда отправляют гробы.”
Попрощавшись с казаками, мы поехали дальше. Наш водитель рассказывал по дороге:
— Когда опоновцы атаковали полк гражданской обороны 14-й армии, наши “доблестные” военнослужащие и пальцем не пошевелили, хотя кроме нескольких сотен автоматов, румыны захватили в заложники жен и детей офицеров. Что же это за армия, которая ждет приказа: можно ей освободить свои семьи?! У Белого Дома приказа Язова не ждали, хотя там был только вопрос власти. А здесь — жизнь своих детей. Дерьмо, а не люди. Ходят по магазинам в форме, руки в карманах. Я еще удивляюсь, как им люди в морды не плюют…
— Так кто семьи-то отбил?
— Казаки. Несколько человек погибли…
У села Кошница, не доезжая Григориополя, — самый опасный участок. От Днестра до шоссе — километра полтора фруктовый сад. Румыны переправили на левый берег большие силы и окопались в саду, держа под огнем трассу. Они рассчитывают прорвать здесь оборону, чтобы отрезать Дубоссары с Григориополем от Тирасполя. Вдоль дороги, обрамляющей сад, окопы с нашими гвардейцами. Мы попали в пересмену, когда меняли подразделение, отстреливающееся всю ночь по колено в воде. Мужики хмурые, неразговорчивые. От объективов отворачиваются. Но благо, на казачьих позициях к нам присоединился тираспольский фотокор Валерий Кругликов. Он для нас — лучше “Охранной грамоты” ПМР.