− Я ни разу не согрешила, и я молюсь каждую ночь. Молюсь, чтобы Господь простил меня за то, что я родила на свет тебя. Мне не в чем себя упрекнуть.
− Вот как? – я снова вскинула брови.
− На что ты намекаешь?! – Изабелль вышла из себя.
− Мысли вслух.
− Почему ты улыбаешься?! Ты должна чувствовать страх и испытывать иступляющие муки боли! Я должна стереть с твоего лица эту насмешливую маску! Ты должна страдать!
− Я буду, – пообещала я. Губы Изабелль растянулись в улыбке сильнее; ужасный оскал, который был еще ужаснее в этой комнате, заставил сердце на секунду остановиться.
− Ты не боишься, потому что страх не может пробиться сквозь грязь на твоем сердце.
Что за нелепость?
Мой резкий тон голоса контрастировал со спокойным и бархатистым голосом Изабелль:
− Я не боюсь, потому что сделала в этой жизни все то, что должна была. И я уйду потому, что не хочу усложнять жизнь тем, кого люблю. Кое-кто вынужден будет убить меня за то, кем я стала. И я не хочу, чтобы он испытывал боль от необходимости сделать это. Видишь, во мне есть масса хороших качеств.
От волнения стянуло низ живота, но я все равно показывала напускное равнодушие.
− Расскажи, что произошло той ночью.
− Какой ночью? – прищурилась Изабелла.
− Когда я родилась. Ты уже тогда решила, что выхода не будет? Что я никогда не буду нормальной? Откуда была такая уверенность?
− Твой отец сказал мне это. Он сказал, что, когда придет время, он заберет тебя и мир погрузится в хаос, – равнодушно произнесла Изабелль.
− Не похоже, чтобы тебе было дело до мира.
− Как ты смеешь! Двадцать лет я жила словно в аду! Искала тебя, чтобы исправить свою ошибку! Наконец мне представился шанс исправить то, что я натворила!
− Да, мама, – сказала я, медленно отступая к двери. Ботинки хлюпали по лужицам бензина. Страшно не было. Наоборот: было спокойно, как никогда. Больше мне не придется терпеть мучения, не придется видеть разрушения и хаос. Скоро все закончится. Сегодня. Сейчас.
Я ухватилась за ручку и с грохотом захлопнула дверь. С лязгом задвинула огромную щеколду.
− Никто не выйдет из этой комнаты, мама. Мы вместе заплатим за наши преступления.
***
− Что ты делаешь? – Изабелла склонила голову.
Она понимала, что я делаю, но надеялась, что ошибается. Она не ошиблась. Я достала из кармана джинсов коробок спичек, и женщина завопила, словно сирена, и бросилась ко мне. − Ты не можешь так поступить! Ты не сможешь выжить в этом огне! Думаешь, ангелы спасут тебя?!
− Я не хочу.
− Что? – выдохнула она, изумленно остановившись в шаге от меня. Ее беспокойный взгляд упал на коробок спичек в моих пальцах. Я членораздельно пояснила:
− Я не хочу выходить отсюда, Изабелль. И ты тоже никуда не пойдешь. Мы с тобой уйдем вместе. До того, как из-за нас начнется Ад.
− ОТОПРИ ДВЕРЬ! – заверещала Изабелль, тряся головой. Я смотрела на нее не шелохнувшись. Видела, как ее охватывает паника, видела, как ее глаза бегают от моего лица к рукам, затем к двери.
− Я сказала, ты не выйдешь из этого дома. Ты должна быть счастлива, что мы сгорим вместе в этом, − я горько усмехнулась, – очищающем огне. Ответь напоследок: ты хочешь покаяться в своих грехах?
Я не смогла сдержаться и обрадовалась, когда лицо Изабеллы исказила гримаса ужаса. Не могу поверить, что она всерьез думала, будто я позволю ей просто так уйти. Неужели ей казалось, что я оставлю в прошлом ее поступки? Убийство Табретт? Моих родителей? Меня?
Разве я могу позволить ей уйти?
− Что ты задумала? – подозрительно прошипела она, облизнув верхнюю губу. Она слизнула кровь Кристофера и меня тут же чуть не стошнило. − Хочешь заключить договор? Хочешь убедить меня, что сможешь остановиться, чтобы я выпустила тебя?!
Я едва не рассмеялась.
− Выпустила меня? Я здесь не для того, чтобы уйти. Я хочу остаться и увидеть, как ты будешь корчиться в муках, как сгоришь заживо. – Я ступила ближе к пораженной женщине. – И когда ты будешь умирать, на моем лице не отразиться ни скорби, ни сожаления, ни жалости. – Я шепнула: − Лишь удовлетворение.