− Вновь решил все скрыть ото всех?! Почему не рассказал всем, что ребенок Кристины – будущий ангел Судьбы, который высасывает из тебя энергию?!
− Ну… − судя по голосу Рэн был шокирован. – Потому что тогда в этом не было необходимости?..
Я покачала головой:
− Не могу поверить. Хотя нет, верю, ведь это так на тебя похоже – на самого эгоистичного ангела на свете!
− Скоро я стану человеком, − прошептал он, и я почувствовала в голосе боль и еще что-то. Грусть и смирение.
Всю мою злость как рукой сняло и я, снизив тон голоса, шепнула, подавшись вперед:
− Тебе грустно?
− Не знаю. Нет, пожалуй. У меня было много времени, чтобы смириться с моей судьбой.
Его слова подкупили; уязвимость больно ранила в грудь, просверлила душу и оставила кровоточить. От жалости сердце сжалось до грецкого ореха. Может завтра я осознаю, что все происходящее – реальность, сейчас же до меня просто не все дошло. Я не осознала до конца, что это значит для нас. Из-за того, что Рэн открылся, ощутила гордость и предвкушение и меня потянуло к нему с невероятной силой, прямо как днем, когда я едва остановилась, чтобы не последовать за ним и братьями в спальню.
Я прильнула к нему так стремительно что он от неожиданности едва не завалился на спину. Услышала смешок и замерла в сантиметре от его губ. Грудь подо мной поднялась и опустилась, а до слуха донесся смиренный вздох. Ладони отпустили мою талию, но я не спешила отстраняться, лишь спросила:
− Будет больно?
− В прошлый раз было больно?
− Да, − прошептала я. – Твой свет больно обжигал.
− Ты впитывала его, − ответил Рэн. Его пальцы коснулись моего лица. Через долю секунды почувствовала на губах дыхание. – А теперь не будешь. – Кончики пальцев бережно коснулись висков, затем щек, скул и остановились на подбородке, вскинув голову. – В тебе больше нет темноты, а значит и свет тебе мой не нужен.
− Но мне нужен ты, − напряженно выдавила я. Рэн, должно быть, почувствовал, как я дрожу, потому что в миллиметре от меня он замер и шепотом спросил:
− Все еще боишься, что я причиню тебе боль?
Вместо ответа я потянулась вперед и наши губы соприкоснулись. Рэн не отвечал на поцелуй – ждал, когда я сделаю первый шаг. И я сделала; поднялась на колени и обернула вокруг его шеи руки, зарылась пальцами в волосы. Поцеловала сильнее, почти до боли. Но это была новая боль – боль наслаждения, о которой раньше я и не думала.
Рэн продолжал быть в моих руках безвольным, будто боялся спугнуть.
А я больше не боюсь.
− Люди целуются, − ответила я, оторвавшись на мгновение от его губ и в следующую секунду, когда прильнула к Рэну вновь, почувствовала, что он улыбается. Под моими пальцами на его щеках появились ямочки, и это еще больше раззадорило меня.
− Я больше не боюсь.
А даже если бы я испытала боль, она бы все равно не остановила меня сейчас – и никогда не останавливала. Я мчусь вперед, потому что отчаянно хочу сама выбирать что делать. Боль бы не остановила меня – точно не в тот момент, когда под мою футболку забрались тонкие пальцы Рэна. Они врываются в кожу, выдирают сердце из груди, как я когда-то поступила с сердцем Рэна, чтобы согреть. Боль ни за что не остановила бы меня, ведь, когда Рэн осторожно опускает меня на подушку и нависает надо мной, я знаю, что страшно не будет. Уж точно не тогда, когда он склоняется, а моя кожа соприкасается с тканью его штанов, не тогда, когда в мои легкие врывается его запах.
Боль не остановила бы меня, какой бы сильной, ужасной, какой бы ослепляющей она ни была, потому что у меня есть кое-что сильнее этого. Я сама сильнее. Рэн сильнее, когда его губы касаются моих ключиц, и я вздрагиваю от его прикосновений, потому что в теле сталкивается огонь и лед. Мы сильнее этого, потому что настолько близки, что почти превращаемся в единое целое.
А секунду спустя в голове нет ни единого воспоминания, ни мысли – лишь бешеный стук сердца раздается в ушах. Огонь, который подарил Рэн, выжег напрочь все тревоги и опасения.
Ангел Судьбы подарил мне спокойствие.
Эпилог