Д. Раконов намекал на былое диссидентство Беловода, доведшее его в свое время до сибирских лагерей, а потом вскинувшее на самый гребень волны перестройки. Однако после непродолжительного пребывания в Рухе Вячеслав Архипович отошел от политики и полностью погрузился в науку. Алексиевский же все это время оставался на поверхности взбудораженного океана, которым была тогдашняя страна, «мегафонил» на митингах, крутился среди «дээсовцев», а после пробовал даже сколотить какую-то анархическую организацию. Мол, демократия так демократия! Немного позже он перешел к почитанию таких личностей, как Гитлер, Пиночет и Эдуард Лимонов.
Впрочем, это, наверное, было закономерно. Ведь и вещество, долго болтающееся в проруби, обязательно пристает к кромке льда. Для свободного плавания оно не пригодно. И поэтому мне было очень неприятно, что именно Д. Раконов пренебрежительно отозвался о Вячеславе Архиповиче. Но я смолчал. И правильно сделал. Потому что цели своей Алексиевский все-таки достиг.
Мороз как-то облегченно выпустил изо рта сизоватую струйку терпкого «Кэмела» и загадочно ухмыльнулся:
— Ну, предположим, все как надо делает Олег Сидорович, — и назидательно поднял палец, — пока!.. Потому что «Луч» будет работать ровно столько, сколько в нем будут работать некоторые люди. И — снова же! — пока Олег Сидорович будет мэром города. Впрочем, — задумчиво передвинул Мороз с места на место пустую темно-коричневую до черноты бутылку, — и Иван Валентинович очень заинтересован в этой фирме. Возможно, даже больше, чем Паламаренко.
Это был туман. Но быстрый, словно всплеск рыбы на поверхности воды, взгляд, брошенный на нас, намекнул мне, что, возможно, именно ради этого тумана мы и пьем пиво в почтенной компании директора Юнакского рынка.
— Ладно, ребята, — вдруг очнулся он, — если вопросов больше нет, то разрешите откланяться. Работы очень много. А вы можете еще по бутылочке…
Он поднял было руку в указательном жесте, обращенном к хорошенькой продавщице, но его остановил надтреснутый старческий голос:
— Хлопцы, извиняйте, а вы часом не крутые?
Мы оглянулись. За низенькой изгородью открытого бара, в ротором мы расположились, стоял худенький старичок в выцветшей тенниске. На ней еще можно было различить застиранную английскую надпись: «Kiss by me!» Но целовать морщинистое и коричневое, словно пивные бутылки, стоящие у нас на столе, лицо не очень-то и хотелось. Поскольку губы у деда были до невозможности потрескавшиеся. Впрочем, как и его огромные ладони, которыми он уперся на ограду.
Мороз хохотнул. Алексиевский фыркнул в свою бороду. Я смущенно пожал плечами.
— Чего тебе надобно, старче? — лукаво подмигнул Евгению Николаевичу Эдуард Пивонов.
Старичок почесал затылок.
— Понимаете, хлопцы, мне ту заразу нужно, которую «видиком» молодежь кличет.
Мороз изумленно откинулся на спинку пластикового стула.
— Ну, дед, ты даешь!.. Что, с бабкой эротику смотреть будешь?
Дед почесал затылок другой рукой и улыбнулся:
— Так та эротика мне, в общем, уже и не очень-то нужна… А вот видик — очень. Как говорят, все меняется.
Алексиевский энергично замахал рукой:
— Батя, иди-ка сюда. Чего ты за забором торчишь?
Тот еще раз смущенно улыбнулся и, обойдя низенький парапет, чуть запыхавшись, приблизился к нашему столику.
— Садитесь, — указал я ему на свободный стул.
Дед закашлялся, отодвинул его от стола и сел, выпрямив спину, сомкнув колени и положив на них свои огромные натруженные руки.
Алексиевский усмехнулся во все свои тридцать два испорченных чрезмерным курением зуба:
— Так зачем тебе видик, дед? Ну, пивка, — он приподнял полупустую бутылку, — это я еще понимаю. Что-то там сладенькое — тоже. Или что-нибудь для пропитания. Но это чудо современной техники? На кой хрен оно тебе нужно, отец?!
Старик тяжело поднял руку и потер ею подбородок:
— Понимаете, ребята, внучка пристала к сыну, словно тот репейник: «Хочу видик, хочу видик!..» А он, чтоб от нее отделаться, пообещал его купить, если она учиться хорошо станет. Мы даже не ожидали, но взялась, шалопутная, за ум: десятый класс на одни пятерки окончила.
Видно было, что дед гордится своей внучкой. Он улыбнулся, сев еще прямее. Но моментально помрачнел.
— Видик покупать надо… А сын без работы. А у нас с бабкой какие деньги? Только и того, что на хлеб хватает. Такие вот дела. Видик надо. Потому что — слово. Ведь если денег нет, жизни нет, то пусть хоть слово честное останется.