Я, брезгливо скривившись, сделал шаг к лестнице. Алексиевский что-то успокоительно шептал на ухо старику, и тот согласно кивал головой. Мороз разливался подземным соловушкой.
— Да, да, Олег Сидорович!.. Где? — он бросил взгляд на нас. — А в продуктовой. Журналистам экскурсию устроил… Алексиевский наш и Волк из киевских «Аргументов». Что?.. Пожалуйста.
Мороз перевел взгляд на меня и передал телефон, проговорив почтительно до торжественности:
— С вами Паламаренко хотят разговаривать…
Я к этому разговору готов не был, потому что хотел бы разговаривать с мэром, как говорится, «во всеоружии фактов». Это у меня было запланировано на завтра. Однако оказалось, что разговаривать с ним придется уже сегодня. А в телефоне трещало и шелестело. Половины слов я вообще не мог разобрать, еще половину угадывал из общего смысла. Связь действительно была никудышной. Хуже, чем вчера. Для мобильных телефонов это было как-то непривычно.
Мэр поинтересовался моими успехами, вспомнил некоторые статьи и общих знакомых. И, вообще, стал куда разговорчивей, чем вчера на Троице, явно напрашиваясь на интервью. Отказать ему в этом маленьком желании, да еще накануне выборов, было невозможно. Я скосил глаза на землю, наблюдая за тем, чтобы какая-нибудь мокрица не залезла на мои кроссовки, и произнес:
— Олег Сидорович, а вы не могли бы дать интервью для «Аргументов»? Кстати, я вам вчера об этом намекал.
Паламаренко выдержал вежливую паузу:
— А нужно ли?
— Я думаю, да.
— Ну что ж. Уговорили. Давайте, Роман, договоримся таким образом. Сегодня я собираю городские средства массовой информации на пресс-конференцию. А после нее, пожалуйста — ко мне. Минут тридцать-сорок хватит?
— Хватит, Олег Сидорович. А по какому поводу пресс-конференция?
— По поводу вчерашнего отключения электроэнергии. Надо же все людям объяснить, а то такие уж сплетни страшные ходят…
Передавая телефон Морозу, я показал язык Алексиевскому, но тот не обратил на меня никакого внимания, занятый разговором со значительно оживившимся дедом. Я понимал Д. Раконова. Материал про пулемет времен гражданской войны в современном жилом доме — замечательный гарнир к статье про сатанистов.
— Ну так что, Евгений Николаевич, — обратился Алексиевский к Морозу, — как мы этот вопросик решим? Телевидение, снова же, пригласить можно.
И он ткнул ногой в сундук с пулеметом.
Мороз потер нос.
— В общем, вариант довольно интересный. Уважаемый, как зовут-то вас? — повернулся он к старику.
— Федор Иванович.
— Так вот, Федор Иванович, до завтрашнего дня подготовьте весь этот ужас к передаче. Я около двух подъеду с работниками милиции, музея и «Рандеву». А видеомагнитофон, — он улыбнулся, — я думаю, вы получите. От коммунального предприятия «Юнакский рынок». Как поощрение, так сказать. Может, кто-нибудь еще и гаубицу сдать надумает.
Дед хотел что-то сказать, но я заметил, как Алексиевский ткнул его рукой в бок.
— Согласен, согласен, товарищ Мороз! — и старик, кивнув головой Морозу, взгляд все-таки бросил на Д. Раконова.
Я понял, что последний снова задумал какую-то авантюру, но препятствовать ему в этом у меня уже не было ни сил, ни желания. И еще я понял, что напарника из Алексиевского никогда не выйдет.
Мороз подошел к лестнице.
— Ну что, ребята? Я пошел. А вы?
— Я останусь. Мне надо с Федором Ивановичем переговорить, — дернулся Алексиевский.
— Давай, Михалыч, давай, — вздохнул я. — Но не забывай, о чем мы договаривались.
— Да я!.. — только что не рванул рубашку на груди Д. Раконов.
Я махнул рукой и повернулся к Морозу. Тот как раз на ощупь ставил ногу на ступеньку, повернув лицо к нам.
— Осторожно! — воскликнул я, поскольку нижней ступеньки, давным-давно прогнившей и сломанной, просто не существовало в природе.
Но Мороз уже покачнулся и, чтобы не упасть, резко вздернул левую руку. Короткий рукав его белой рубашки на неуловимое мгновение опустился почти до плеча, и в тусклом свете грязной лампочки я успел заметить, как из-под накрахмаленного края выскочили блеклые, похожие на нарисованные, цифры какой-то татуировки — две девятки. Кроме того, я успел увидеть хвостик третьей и завиток необычного орнамента…
И только через минуту понял, что если девятку перевернуть, то из нее выходит шестерка.