— Вот так тварь, — отметил лишний раз Глеб: с ними не всё так просто.
И какое бы чувство не испытывал к фашистам, а кроме ненависти ничего, поскольку корни его семьи уходили в блокадный Ленинград, где погибли родные по линии бабушки, а также иные по другим линиям во время той проклятой войны, теперь же приходилось отринуть всё прочь. Одному не выжить — требовалось найти помощь. Но опять же не у них, хотя, кто знает, что прояснит за счёт них, а выяснит, и, похоже, такое…
Гнал прочь дурные мысли. Немцев с голыми руками не возьмёшь — вооружены и опасны. Плюс приспособлены к местным условиям пекла.
Наконец и второй фриц занялся делёжкой добычи, пытаясь вырезать из туши стервятника особо лакомые куски.
То, чему далее стал свидетелем Глеб, повергло его в шок. Фашист прильнул к ране стервятника и принялся пить с жадностью, поглощая кровь или то, что заменяло крылатому монстру её.
— Неужели это единственный источник влаги в данном регионе?! — растерялся Глеб.
Вспомнилась школа жизни. Нечто подобное приходилось делать самому — и даже употреблять в пищу сырые органы зверья, всего лишь посолив, не взирая на опасность заражения глистами.
Вот и немцы довольствовались тем же меню, и в рацион питания входила кровь — и только. Куски мяса тварей они раскидали по крупным камням — запекали.
— Знать и впрямь напились, собираясь пожрать… — осознал Глеб: самое время брать их, пока они разнежились, потеряв всякую бдительность.
А тут ещё оказалось: у фрицев нашёлся "шнапс". Они напились. Жара сыграла с ними злую шутку. Их развезло. Свалив добычу в коляску, стрелок расположился позади водилы, покинув пулемёт. Из оружия карабин за плечом на спине. И пока дотянется до него, а возьмёт в руки…
Действия Глеба были решительными. Он стремглав выскочил из убежища твари, сокращая молниеносно расстояние до мотоциклета с опьяневшими немцами. Едва не упустил их. Те успели запустить магнету, и даже тронуться с места, да остановила автоматная очередь по колёсам. Одно спустило — переднее — и немцы завалились вместе с мотоциклетом.
Встать на ноги не позволил странного вида тип.
— Хенде Хох! — выкрикнул Глеб, тыча оружием.
— Найн… — заулыбались странным образом фрицы. — Гитлер капут! Их бин натюрлих? Яволь? Комрад! Но пасаран!
— Ах вам посрать! Тогда и мне на вас! Ещё одно неверное движение и расстреляю нахрен!
— Найн! — потянулся фриц рукой к карману. И вытащил оттуда не совсем белый лоскут.
— Сдаётесь? И это правильно! — уведомил Глеб, подхватив у фрица винтовку. Запретил приближаться к мотоциклу. — Шнеля!
Он погнал их в сторону логова твари.
— Найн! Нихт шизен… — занервничали фрицы. Они-то решили: незнакомец стремиться расправиться с ними — добыть тварь, окопавшуюся там. Столкнул, и сам подался следом.
— Ун партызан? — выдали немцы.
— Ага, типа того, — уверил Глеб.
Немцы повеселели, опустив руки без разрешения.
— Хенде Хох!
— Хо-хо… — посмеялись они, оценив юмор незнакомца.
— Фашисты! Ещё и издеваются!
Глеб выстрелил в потолок, пугнув пленников. Те переглянулись меж собой. Похоже, до них дошло, что произошло. Кивнули следом наверх.
— Их бин яволь цурюк?
— Яя, — подтвердил Глеб.
— Их — Ганц. Яволь — Фриц…
— Ну точно, фашисты! Одно слово — фрицы!
Те пытались заговорить с ним.
— Толком скажите: где я? Куда попал? Ну! Ферштейн?
— Яя… — подтвердили Фриц и Ганц кивками одобрения — тем, пока было чем, не собираясь терять. — Пекло! Ад!..
— Ещё скажите: преисподняя сродни чистилища…
— Яя… Натюрлих…
— Ну да, так я вам и поверил — небось, Египет и 1943 год?
— Найн…
— А если пристрелю — выстрелю! Чё тогда скажите?
Немцы в недоумении пожали плечами.
— Будет гнать, русская речь вам знакома не понаслышке! Вы взяты мной в плен! Я — русский офицер! Правда из иного тысячелетия и… А… Что с вами говорить — только мучатся! Как отсюда выбраться?
— Найн…
— Вы иные слова знаете на своём языке, пока не вырвал вам, и сами являетесь ими для меня! Ферштейн?
Немцы заговорили наперебой по-немецки. Ни одно слово не было знакомо Глебу.
— Не тот я иностранный язык изучал в своё время в школе! Знал бы, усиленно корпел над немецким! Швайн!..
— О, яя…
Немцы вспомнили про тушу твари.
— Типа она и есть, когда сами! То моя добыча! А ваша — стервятник, если на то пошло!
И немцы пошли.
— Стоять — бояться! Куда собрались?
Немцы вновь переглянулись. Незнакомец пугал их, опровергая собственные высказывания, меняя мнение столь быстро, что они терялись в догадках, чего ещё ждать от него, но то: ничего хорошего — очевидно.