Меня сложно назвать пессимистом, но найти что-то хоть немножечко хорошего во всей ситуации я не мог.
…
Боль, к которой невозможно привыкнуть, опять ударила меня. Казалось, что с каждой волной она становиться все сильнее, что она подстраивается под меня, длиться дольше, отравляет все больше и больше воспоминаний.
Я посмотрел назад. Все мне показалось таким неправильным. Жизнь в игре показалась мне лишенной смысла. От чего-то захотелось заплакать. Зарыдать, зарывшись носом в подушку от несправедливости и ненужности моего бытия. Любовь на тот момент представлялась мне фикцией. Наверное, я даже понимал, что это действие «круга», что я не мог прозреть так резко; но душа моя, вместе с помыслами, очернела настолько, что я уже не мог сопротивляться. Я не мог и не хотел что-либо менять.
Для меня не было смысла.
«Жизнь итак не имеет красок.» — Рассуждал я. — «Любовь — притворство, из-за желания осознавать себя нужным кому-то.»
…
«Этот мир прекрасен. Здесь нет ни удушающих сознание, цветов, ни предметов, убивающих мысли. Только серость и пространство отдельно от материи. Ничего здесь не мешает уничтожать себя. Ничего здесь не мешает мыслить свободно.»
…
«Какие ненужные эти люди. За многие века своего существования они не научились ненавидеть.»
…
Мои мысли погрязли в хаосе и ненависти ко всему, что я некогда считал светлым. Не знаю, как долго это продолжалось, может несколько минут, часов, дней недель, месяцев… Я не следил за временем. Да и не мог, честно говоря следить, никоим образом. Внутренние часы в этом мире отказывают, а системные отказываются работать — стоят на месте, недвижимые.
— Смотри, человек! — Проверещал писклявый голос.
— Какой такой человек, не может быть тут людей. — Ответил ему хриплый.
— Вы бы потише орали. — Спокойно, размеренно прозвучал третий.
— Да точно тебе говорю! Че-ло-век! Чую! — Первый, то ли радостно, то ли с предвещая опасность, пытался доказать что-то второму.
— Люди здесь уже несколько сотен лет не появлялись. — безапелляционно заявил второй.
— Тихо говорю! — Рыкнул первый, но его голос, даже переменившись, не перестал звучать спокойно.
— Та как это не может? Вот я чую. А как я могу чуять, то чего нет? — Визжал первый.
— Давно уже среди людей никто дальше второго круга не проходил: там и загибались. С чего это сейчас люди поумнели? А умные в ад не попадают…
…
Наступила тишина.
Услышав их диалог, я как будто бы получил пощечину. Этого «удара» мне не хватило, чтобы окончательно проснуться, но немного приоткрыть глаза, выйти из того сна — вполне.
Я обернулся. Никого нет. Ни сверху, ни снизу, ни справа, ни слева… Серость стойко держиться вокруге, как туман. затмевающий реальность. Она все так же везде. Все так же висит в воздухе.
— А-а-аркх… — Очередной приступ боли заставил меня резко выдохнуть. На секунду я отрешился от мира, а когда пришел в себя услышал:
— Человек… — Третий, спокойный голос, прошептал удивленно.
— А я вам говорил, а вы мне не верили. Я чувствую, чувствую! — Заверещал первый.
— Да какой это человек? Гуманоид. Да еще и странный — элементаль, вы только посмотрите… — Хриплый попытался вразумить остальных, по-видимому рассмотрев меня.
— По делу говорите! Приветствуем тебя, иноразумный, что забыл в третьей сфере?
— А я тебя сразу унюхал. Главное иду, чувствую — новенький, а эти еще и не верили. — Пискля не унимался.
Я нехотя открыл глаза. Апатия потихоньку возвращалась, но на этот раз, хвала Ренду, интерес взял верх. Зрелище даже тогдашнего пофигиста меня удивило: круглое, сплюснутое спереди и сзади тело на котором покоилось три головы стояло рядом со мной (лучше будет сказать «находилось» т. к. ни пола, ни какой-либо иной точки отсчета в этом мире нет, даже говорить о расстоянии здесь довольно трудно — перспектива порой нарушается очень уж грубо, но все это мелочи).
Крылья существа, потрепанные, были сложены за спиной, а две, с вашего позволения, руки сжимали небольшую палку из неизвестного материала. Она напоминала посох какого-нибудь старого шамана.
— Да кто ж тут поверит… — Продолжал между тем хриплый. — Новенький, значит?
Я осторожно кивнул.
— Стало быть и новости с поверхности знаешь? — Спокойно и гладко прозвучал голос третьей головы. Только сейчас я заметил, что они кардинально отличаются: у первого голова маленькая, подбородок острый, в красных глазах — бездна безумства. Лицо второго же даже описать сложно, уж слишком оно непримечательное. Даром, что глаза пламенно-рыжие, да уши заостренные. Третья же голова производило впечатление эдакого аристократа. Ну знаете такого, который на всех свысока смотрит. для которого все люди… разумные — грязь из-под ногтей. Вот на меня сейчас именно такой, усмиряющий.