— Вроде не все так плохо, — пробормотал Варяг, взглянув на своих товарищей. — Этот, похоже, важная шишка здесь. И помощь обещал. Так что волноваться нечего.
— Волноваться, говоришь, нечего? — усмехнулся Вячеслав. — А чего мы тогда в клетке? Чего те два гуталина пистолетом размахивали и орали?
— А орали они по твоей милости, Славик. Запомни раз и навсегда, нельзя при чернокожих произносить слово «негр». Понял? Это для них страшное оскорбление.
— А как их называть? Откуда я знал?!
— Славик! Ты меня понял?!
— Да понял я, понял.
— Hey Russians! — В коридоре снова показался бородач, который выпроваживал беснующихся Томаса и Си Джея. — Of what you thought? Why them so called?
Он остановился у клетки и, разведя руками с растопыренными ладонями, вопросительно посмотрел на Варяга.
— Что он хочет? — спросил Николай.
— В рыло, — буркнул Сквернослов.
— Славик, заткнись, — рыкнул на него Яхонтов. — Он все о том же. Дескать, зачем двух достойных людей нехорошо обозвали. Ну не хотели мы. Так получилось, — сказал он американцу. — Ай эм сори. Форс-мажор… или как это по-вашему сказать…
— А-а-а, — протянул досадливо американец и, раздраженно махнув рукой, удалился как раз в тот момент, когда за его спиной возник еще один человек.
— Блин, не тюрьма, а проходной двор какой-то, — проворчал Сквернослов, глядя на него.
Новый человек тоже был далеко не молодым. Лет шестьдесят. Его жилистое, лицо будто выточили из камня, при этом грубовато исполнив широкий разрез рта с тонкими губами. На голове большая залысина, обрамленная коротко стриженными седыми волосами. Больше всего поражали глаза этого человека. Постоянно навыкате. Взгляд жутковатый, словно этот человек однажды заглянул по ту сторону чего-то ужасного и это врезалось в его разум на всю жизнь, и блеклые тени увиденного преследовали его постоянно. Николай с интересом смотрел на этого человека. Что он мог увидеть когда-то? Неужели он мог увидеть больше, чем он, Николай, видел в Надеждинске, в московском метро или гадовнике, в кантине олигарха или Котельниче? Мог ли этот человек видеть то же, что видел Николай там, где должен был быть Киров? Нет. Никто не повидал столько, сколько он повидал в Уральских горах и Ганиной яме, на станции метро «Площадь 1905 года» в Екатеринбурге и в логове Легиона Гау… Тогда отчего у него такие глаза? Может, так кажется из-за того, что у него практически не было бровей, а кожа на их месте все время нахмуренно стянута?
Васнецов заметил, что Варяг внимательно смотрит на одежду этого странного человека. На незнакомце было что-то вроде видавшего виды пилотского комбинезона с еще оставшимися какими-то нашивками на рукавах и прямоугольной нашивкой на груди с надписью «J. Tibbets».
Яхонтов медленно поднялся и, подойдя к клетке, тихо спросил:
— Ю а пайлот?
Незнакомец поднял одну бровь.
— Yes, — коротко ответил он.
— Ага. Понятно. Коллега, значит, — пробубнил сам себе Яхонтов. — Эйр форсе? — задал следующий вопрос Варяг.
— Yes, — монотонно повторил человек.
Варяг пристально посмотрел на нашивки и вдруг вздохнул тяжело. Что-то нехорошее он увидел в этих нашивках. Незнакомец опустил голову и, проследив за взглядом Яхонтова, посмотрел на свой рукав. Затем поджал губы и закивал головой.
— B-Fifty two. Nuclear bomber, — хрипло сказал он.
— Что? — прищурился Вячеслав. — Что-что он сказал?
— Он летчик. Пилот стратегического ядерного бомбардировщика Б-пятьдесят два, — мрачно произнес Варяг.
Больше вопросов можно было не задавать. Теперь стало предельно ясно, отчего у этого человека такой взгляд. Он кидал бомбы, пускал ракеты… Все оружие, которое он применял тогда, было ядерное. И сколько городов мог выжечь один такой бомбардировщик? Из курса военной подготовки на занятиях в родном Надеждинске Васнецов помнил, что Б-52 самый большой стратегический бомбардировщик. Ему не уступал только легендарный Ту-160, но их были единицы, а американских монстров — сотни. Да. Это был самый грозный самолет в эпоху всеобщего самоубийства цивилизации. Значит, он даже больше того «Медведя», которого они нашли в самом начале своего путешествия по Аляске.
Значит, и ядерной смерти он брал на борт больше. И применил все. И теперь этот человек, всю жизнь, наверное, думающий о миллионах тех, кого убил, пришел поглазеть на тех, кто, не смотря на его усердный труд, все-таки выжил. Любопытно, конечно… Вот они какие… русские, которые спаслись от его бомб…
Николай вспомнил Людоеда. И впервые почувствовал облегчение оттого, что его тут не было. Какие муки мог испытать Илья здесь, среди тех, кто выжил после обрушившихся на них ракет, среди которых были и те, что он запустил! Каким бы злым и бессердечным циником ни казался Крест, для него это было бы очень и очень непросто.