— Реквием… — мрачно вдруг произнес Варяг, когда зазвучала следующая композиция. — Моцарт… Реквием… Как в тему… Только не по человечеству бы этому реквиему звучать. Знаешь, Коля, о чем я подумал…
— О чем?
— О шедеврах. О музыке. О произведениях искусства. О том наследии, которое лучшая половина человеческого естества творила и накапливала веками для грядущих поколений. Пройдут еще годы, и уже не останется никаких магнитофонов, МРЗ-плееров. Дисков, кассет, пластинок, нотных тетрадей, картин, книг. Все это не вечно, но если раньше люди множили и распространяли в своем обществе все это, то теперь такой возможности нет. И все. Все пропадет. Бесценное наследие былого исчезнет. Лучшее, что было в людях, пропадет. Останутся лишь обыденные вещи. Мысли о жрачке, случке, спячке. И убийства ради достижения этих трех вещей… Вот мне за это обидно больше, чем за вымирание людей. За Бетховена обидно. За Моцарта. За многих других. За все, что они творили. Они вот старались, запуская в вечность свои творения, чтобы те сопровождали будущие поколения людей. А эти поколения все профукали. Обидно, Коля. — Он извлек из внутреннего кармана своего бушлата сверток портяночной ткани. Развернул его. Там был тот самый предохранитель атомной бомбы. — И теперь еще вдобавок придется снова взрывать… Выпускать чудовищного джинна из глубин атома…
Он повертел в руках предохранитель, вздохнул, затем обратил внимание на стеклянный флакон в складках свертка.
— А это что такое? — произнес Яхонтов.
Васнецов узнал пузырек с прозрачной жидкостью. Он вспомнил, как они ехали на инженерной машине БАТ-2 среди руин Екатеринбурга. Он, Крест и Дитрих. Рейдер отдал тогда это пузырек Илье. «Может пригодиться», — сказал тогда он.
Николай прикрыл глаза, сосредоточенно думая о сильнодействующем эфирном снотворном, что было в пузырьке. И реквием Моцарта стал острее-врезаться в его разум.
— Может пригодиться… — тихо прошептал он.
— Чего? — Варяг взглянул на него.
— Я говорю, это Ильи. Понятия не имею, что это, но это Ильи.
— Понятно, — кивнул Яхонтов, кладя пузырек в протянутую Николаем ладонь.
Варяг потерял всякий интерес к этому предмету. Впрочем, интереса и не было. Просто этот флакон лежал рядом с предохранителем ядерного заряда, и теперь, узнав, что эти предметы никоим образом не связаны, кроме того факта, что оба принадлежали погибшему Людоеду, он тут же о нем забыл. А вот Николай, напротив, думал теперь только об этой склянке. Вернее, о ее содержимом. И думать ему помогала музыка.
Wonderful World
Варяг не собирался спать. Он хотел остаток жизни провести с музыкой, которой был лишен долгие годы. Он еще сидел какое-то время, размышляя вслух о судьбе человечества и, видимо, ища тем самым для себя самого обоснование того, что это человечество стоит принесения в жертву его спасителя. Потом он вдруг стал чесать свою бороду и бормотать о том, что, возможно, ее стоит побрить перед смертью.
— А нет… — добавил он устало после долгих раздумий. — Не буду. Этот мир прекрасен и с бородой…
Данная фраза была последней, которую Николай услышал от Варяга. Тот сразу сник, и Васнецов понял, что он уснул. Усталость после похода к луноходу за бомбой сделала свое дело. И Яхонтов поддался ей. Даже несмотря на то, что спать перед смертью глупо…
Из динамиков снова запел Луи Армстронг о прекрасном мире. Видно, что-то намудрил с магнитофоном Варяг и зациклил некоторые композиции на диске.
Николай какое-то время разглядывал магнитофон, пытаясь понять, как тут можно изменить громкость звука. Нашел кнопки с плюсом и минусом и решил, что это то, что нужно. Так и оказалось. Когда он нажал плюс, звук чуть прибавился. Николай нажал еще несколько раз, постепенно увеличивая звук и наблюдая за реакцией товарищей. Реакции не было. Спали они крепко. Васнецов порылся в вещмешке и извлек оттуда респиратор. Надел на лицо. Затем осторожно открыл пузырек Дитриха и капнул на воротник бушлата Яхонтова. Капля эфира выдохнется минут за десять. Но часть будет вдыхать и Варяг. Он наверняка пару часов не сможет проснуться. Затем Васнецов капнул эфир и возле лица Вячеслава. После этого он присел на койку рядом с братом и осторожно положил ему руку на плечо. Вздохнул, слушая музыку и вспоминая прожитые годы, где его постоянным и неустанным спутником был Славик. Названый брат. Да нет же… Самый настоящий брат. Такой брат, который должен быть непременно. Веселый. Добрый. Старший. Баламут…